– Я подумаю, – говорит Ной.

– И кое-что еще, – начинаю я, набираясь храбрости, потому что хочу спросить очень интимное и важное для меня. – Я хотела бы увидеть все твои татуировки, точнее прочитать.

– Точно все, Обри?

– Конечно, все. Или… Они у тебя что, повсюду? – я снова краснею, а мой голос дрожит.

Ной раскатисто хохочет.

– Одна или две находятся в… очень интересных местах, – говорит он сквозь смех. – Я покажу их тебе как-нибудь в душе. В свою же очередь, я хочу увидеть, как ты будешь намыливаться. – Дыши, просто дыши, Обри. Черт подери, ничего не получается. Мне не хватает воздуха. Мой пульс учащенно бьется, словно я полчаса прыгала с канатом для кроссфита. Я быстро переворачиваюсь на спину и смотрю на потолок, на узкую, светлую полоску, которая проникает в комнату снаружи. Я безуспешно пытаюсь контролировать свое дыхание и эмоции.

Но Ной, оказывается, еще не закончил. В его голосе снова появляется этот сногсшибательный тембр.

– А потом я хочу увидеть, как ты кончишь.

Что ж, я сама ввязалась в этот разговор, хотя думала, что он будет безобидным. К сожалению, все оказалось не так. В Ное нет ничего безобидного. Я хочу выдавить из себя хотя бы «ммм», чтобы молчание не затягивалось, но простое междометие застревает у меня в горле.

– Обри?

– Д-да.

– Мне не стоило говорить это? Я рядом с тобой никогда не уверен, что могу говорить, а что нет. Если зайду слишком далеко, просто скажи мне, хорошо?

– Ты… я имею в виду… ты серьезно говорил?

– Да!

Я судорожно сглатываю.

– Тогда все в порядке. Потому что я… Мне нравится, когда ты говоришь то, что думаешь.

– Неужели?

– Просто я… – я должна признаться, что у меня еще не было интимной связи с мужчиной. То, что звучит для него совершенно естественно, для меня в новинку. Он ждет моего ответа. Это ожидание заставляет мой желудок сделать сальто. Я слышу его быстрое и прерывистое дыхание. Такое же, как и у меня.

Ной тихо стонет. От его голоса меня словно бьет током. Я явно слышу, как он расстегивает брюки. Это заставляет меня еще крепче прижать телефон к уху. Я слышу, как он шевелится, как шуршит ткань. Перед глазами всплывают откровенные картины. Очень откровенные. Представляю, как Ной прикасается к себе, и кусаю губу, хочу увидеть его сейчас.

– Обри? – шепчет он.

Дышать, Обри.

– Да, я… я здесь. – На все сто процентов. Мое сердце – на все двести.

– Ты сейчас трогаешь себя? – очень нежно спрашивает Ной. Он делает это так тепло и соблазнительно, что мне хочется сказать «да».

– Нет. – Интонация немного повышается, и ответ звучит как вопрос.

– Почему нет?

– Потому что… мы разговариваем по телефону.

– Правильно, – говорит он, – мы разговариваем по телефону. Ты разговариваешь не со студенческим советом и не просишь справку. Так почему бы и нет?

– Не знаю. – Мой голос дрожит, потому что я должна сказать ему. Я так не уверена из-за того, что у меня никогда не было секса. – Я… я… – Обри, да скажи уже! – …у меня никогда не было…

– Секса по телефону?

Я делаю глубокий вдох, теперь мне некуда отступать:

– Я имею в виду секса вообще.

– Как давно не было? – спрашивает Ной.

Мое горло сжимается так сильно, что теперь, чтобы произнести хоть звук, приходится приложить немалые усилия.

– Довольно долго, примерно с момента моего рождения. – Я задерживаю дыхание.

– Хорошо, но… – воцарилась мертвая тишина. – Что? – я слышу дребезжащий звук, а потом громкие ругательства Ноя. – Ай, черт!

– Что случилось?

– Я обжегся о лампу.

– О какую лампу?

Я вспоминаю, что у него на стене висит лампа с древней лампочкой, которая жутко нагревается, если позволить ей гореть слишком долго.

– Прости меня. – Не смейся, Обри, не смейся, сейчас не самое подходящее время.

– Блин… Ты так ошарашила меня, и я приложился тыльной стороной ладони к раскаленной лампочке.

Значит, он вытащил руки из штанов, чтобы не перегружать мою девственную чувствительную натуру. Хорошо, что это была всего лишь тыльная сторона руки. Мне ужасно хочется рассмеяться.

– Это… Ной, если у тебя останется шрам, что ты потом будешь рассказывать о нем внукам? – я прижимаю лицо к покрывалу, чтобы подавить хихиканье, вспоминая, что Айви спит рядом и может проснуться.

– Я расскажу им правду, что их дедушка был полным идиотом. Обри, ты серьезно? Ты что, издеваешься надо мной?

– Прости.

– Это… – Ной замолкает на мгновение и не произносит ни звука. – Ладно, хорошо, что мы прояснили этот вопрос. Мы все еще можем быть друзьями.

Я рывком встаю.

– Ной, не смешно.

– Ну, – протягивает он. – Я тоже не считаю, что это забавно. Но давай начистоту: я тебе не пара, ты еще девственница. Извини, если бы я знал это раньше, не позволил бы себе зайти так далеко.

– Ты что, издеваешься надо мной? Это не смешно, прекращай.

– Ты тоже прекращай издеваться надо мной.

– Но я говорю правду. Если тебе нужны доказательства, ну тогда, – я подражаю его тону, – ты их скоро получишь.

– Конечно, не сомневаюсь, – выдавливает он сквозь смех. – Забудь.

– Давай поспорим?

– Прямо сейчас? Обычно парни заключают пари друг с другом, что они переспят с девушкой, а не она спорит с парнем, что он лишит ее девственности.

– А почему бы и нет?

– Ну, не знаю, – отвечает Ной, – так не принято.

Мне хочется сказать, что мы можем все изменить, но я предпочитаю промолчать. Не знаю, какой реакции я ожидала, когда рассказала всю правду, но полный отказ точно не входил в мои планы. Теперь я не уверена, что стоило ему открываться.

– Ладно, – говорю я, – уже поздно. Может, нам стоит сейчас пойти спать?

– Все понятно, – грубо говорит он и внезапно становится серьезным. Вздохнув, Ной переворачивается на бок в постели. – Мне действительно нужно поспать. Я завтра весь день проторчу в центре визуальных искусств.

– Какой у тебя там курс? Центр визуальных искусств, хм, это не похоже на бизнес-менеджмент.

– Это и не он.

– Но… Но я думала, что ты изучаешь бизнес-менеджмент? Ты записался на еще один курс? – я же могла спросить об этом раньше. – Айви рассказывала мне прошлым летом, что ты восстановился в университете. И речь шла только о бизнес-менеджменте, поэтому… извини. – Я чувствую себя последней идиоткой, что так мало спрашивала Ноя о его жизни, хотя мне безумно интересно все, чем он занимается.