Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Кто это? Лесные духи, эльфы или гномы?» – с любопытством рассуждал Владимир. Ему не хотелось вторгаться в любовную страсть этих маленьких существ, и он двинулся дальше.
Свет яркой луны обнажал лесные дороги и превращал густые кроны деревьев в лохматых великанов, отбрасывающих, узорчатые тени. В лесу тоже стояла почти сказочная красота. Среди травы горело множество синих, изумрудных, желтых и пурпурных огней. Их фантастический свет отражал местами странное шевеление. Владимир присмотрелся – это было шевеление обнаженных тел. В уши вливался чувственный шепот, дыхание множества существ, стук множества сердец и гул сладострастных стонов. Владимир остолбенел, зараженный всеобщим духом вожделения. Его собственный приап стоял, словно каменный жезл. Он ускорил шаг в сторону лесного озера. Теперь тут и там ему попадались совокупляющиеся обнаженные тела. Мужчины – по-видимому, это были сатиры, выглядели не просто брутально, а даже зловеще. Они лежали на траве, прыгали по деревьям, прятались в густых кустах. Волосатые тела и мощные, смуглые и почти черные торсы контрастировали с белоснежными женскими телами, плавящимися молочным, перламутровым сиянием. Казалось – их роскошные, широкие бедра, пышные бюсты, сильные, полные ноги, прекрасные лица и длинные густые волосы только и созданы для чувственной любви.
Совокупления сатиров и менад выглядело столь наглядно и откровенно похотливо, что Владимир еле удержался от того, чтобы самому не подыскать себе подходящий объект. Теперь он смог хорошенько разглядеть и орудия любви козлоногих существ. В паху у многих раскачивались такие огромные, красноватые и толстые инструменты, что Владимир внутренне ахнул и немного поежился. Ниже внушительных приапов волочились тяжелые волосатые тестикулы.
Он загляделся на одну пару: рогатый герой, пружинисто оттолкнулся от земли и взлетел на ветки раскидистого дуба. В мощных лапах обреченно покоилась нежная светловолосая нимфа. Глаза ее были закрыты. Казалось: она потеряла сознание – пухлые ручки безжизненно болтались по обеим сторонам толстой ветки. Сатир деловито подтянул ее повыше, перегнул тонкую талию через торчащий сук и примостился возле упругих ягодиц.
«Полно, а жива ли его возлюбленная? Может, она умерла от страха?» – с тревогой подумал Владимир. Белокожая красавица не подавала и признаков жизни. Владимир, забыв об осторожности, приблизился к дереву. Сатир тоже заметил его, в глазах лесного монстра сверкнул злобный огонь, узкий лоб нахмурился. Это был незнакомый сатир. Его внешность отличалась от внешности Матиса и Атиса. Этот казался выше ростом и мощнее. Черные волосы кустились не только на теле, но и на лице. Острая бородка торчала клинышком, нос выглядел не курносым, а наоборот длинным и довольно крупным, ниже носа шла тонкая полоска сжатых, почти незаметных губ, голову венчали огромные полосатые, бычьи рога, загибающиеся назад. Этот монстр был настолько страшен, что Владимир, увидев его недружелюбный взгляд, поспешил ретироваться. Пройдя несколько шагов, он услышал женский стон и всхлипывания, а также гулкую дрожь векового дуба и грохот опадающих желудей. «Красотка жива!» – обнадеживающе рассудил он и зашагал дальше.
Слева открылась другая картина: трое низкорослых, но мощных и коренастых сатира тащили на руках корпулентную, грудастую и лохматую вакханку. Вакханка казалась пьяной – она распевала заплетающимся языком веселую итальянскую песенку, хохотала и слабо сопротивлялась бурному натиску рогатой троицы. Один из сатиров запнулся, все с хохотом и улюлюканьем кубарем покатились в заросли влажной травы. Вакханка встала на колени, выгнула крепкую талию и призывно оттопырила мясистые ягодицы с темнеющим красноватым альковом. Один из сатиров пристроился к дамочке и тут же вогнал длинное и мощное орудие в ее белокожий зад, другой, ухватив женщину за лицо, открыл ей рот, третий сжал лапами пухлые, аппетитные груди. А потом началось такое, что заставило Владимира ускорить поиски лесного озера.
Справа он заметил другое действо. На поваленной ветке серебристой ивы, в лунном сиянии сидел стройный и прекрасный юноша. Он не был сатиром. У юноши отсутствовала шерсть, не было и рогов. Его фигура походила на фигуру греческого Атланта – бугорки мышц подрагивали и играли при каждом напряжении тела. Роскошные русые кудри украшали его породистую голову. Нежные стебли и цветы белой лилии струились в волосах – на голове юноши покоился причудливый венок. Лицо тоже казалось удивительно благородным и красивым. Похоже, он знал о собственной привлекательности – гордый подбородок был заносчиво устремлен кверху. И лишь смеющиеся, синие глаза отсвечивали плутовским огоньком. Длинные, опущенные ресницы бросали легкую тень, делая взгляд таинственным и томным. Его взгляд был направлен вниз… У раздвинутых ног юноши копошились обнаженные женщины с распущенными волосами. Они по очереди ласкали его длинный, упругий пенис. Красавицы отталкивали друг дружку, вытягивая пухлые сладострастные губы, шевелили яркими язычками, алкали пряное лакомство, молочные спины дрожали и прогибались в сладостной истоме. Их влажные, округлые зады открывали готовые и страждущие грубой ласки, влажные тоннели. «Ох, едва ли он один сумеет погасить в вас любовный огонь, – подумал Владимир. – Шли бы вы к сатирам – те быстро вас угомонят».
На широком пне восседала другая спелая красавица. Она закинула назад черноволосую голову, руки едва удерживали вздрагивающее тело. Длинные, стройные ножки были раздвинуты. У ног вакханки примостился короткорукий, но кряжистый гном с крупной, плешивой головой и орлиным носом. Упираясь руками в круглые колени брюнетки, с силой раздвигая их в стороны, гном ласкал языком распахнутый, припухший пирожок изнывающей сладострастницы.
По дороге на лесном пригорке он встретил еще одну парочку. Мужская особь не походила на сатира: скорее это был огромный дед с прядями зеленых, словно болотная тина, волос и такой же зеленой бородой. Низ туловища странного деда был полностью обнажен и лежал на распластанном теле рыжеволосой красавицы, выше пояса шла заткнутая к подмышкам и вывернутая наизнанку рубаха из грязного льняного полотна. Рядом на траве валялись домотканые штаны и старые, стоптанные сапоги. Рыжая плутовка, широко раздвинув ноги, подбрасывала на себе кряжистого любовника, охала, стонала от удовольствия и сладострастно покусывала алые, полные губы.
Махнев засмотрелся и на эту парочку. Зеленовласый дед оторвал голову от шеи женщины и вперил очи на любопытствующего Владимира. От страха у Владимира перехватило горло: он даже не успел вскрикнуть, изо рта вырвался лишь приглушенный хрип. Дед смотрел пустыми, темными глазницами, в глубине которых мерцал фосфорный огонь.
«Это же леший!» – осенила молниеносная догадка.
Похотливое дыхание и стоны ночного леса, утопающего во всеобщей вакханалии, взорвались раскатами сильного грома, диким голосом вскрикнула ночная птица. Владимир вздрогнул, по телу побежали мурашки. Он снова посмотрел на рыжеволосую партнершу лешего. О, ужас! Вместо красавицы под телом деда извивалась страшная уродина, похожая на лесную кикимору. Рыжие волосы вмиг позеленели, цвет тела стал бусым[80], а местами даже покрылся турмалиновыми трупными пятнами. Лицо сделалось плоским, губы вывернулись и срослись с обрубленным носом, глаза провалились, руки вытянулись и скрючились на концах. Парочка на миг прекратила любовную игру и, вывернув длинные шеи, уставилась на Владимира. Потом монстры принялись гнусаво хихикать. Почудилось, что вместе с ними засмеялся и загукал целый лес. Со всех сторон, незнамо откуда к Владимиру полезли ветки и корни деревьев. Они царапали спину, путали волосы, цеплялись за воротник, рвали пуговицы, швыряли его из стороны в сторону.