Владимир едва владел собой, он с трудом уворачивался от натиска лесных гигантов. У него было одно желание: бросить все и убежать домой. Но он вспомнил о Глаше и постарался взять себя в руки. Тем более что среди густых деревьев блеснула полоска лесного озера. Одно довольно сильное, кряжистое дерево подхватило его за воротник вилообразной веткой и швырнуло поближе к вожделенному песчаному берегу.

Владимир огляделся. Как и ожидалось: хрустальная поверхность лесного озера в свете огромной луны казалась расплавленным жемчугом, пробитым холодными, белыми лучами. Серебристая лунная дорожка утекала в камышовый край, где спали, покачиваясь на легких волнах, длинноногие, розовые фламинго. От клубнично-сливочных перьев этих диковинных птиц в небе висело легкое облако, похожее на северное сияние или кружевную радугу.

«Нет, когда-нибудь я точно нарисую все это», – восхищению Владимира не было предела.

Белые и кремовые кувшинки, светились изнутри зеленоватым огнем и выглядели маленькими ночными светильниками. Было такое ощущение, что кто-то специально обсыпал их порошком белого фосфора – они горели таинственной, притягательной зеленью.

Но берег был пуст. Русалок отчего-то не было видно. «Виктор запретил им заниматься любовью, пока не пройдет две луны, – вспомнил Владимир. – Либо они настолько послушны, либо давно разбежались по лесу. Но как? У них ведь нет ног. А может, это сатиры повылавливали их из воды и утащили в кусты – путать волосы и заниматься развратом?»

Махнев, стараясь ступать осторожно, подошел к воде. Сердце стучало так, что закладывало уши.

– Глаша, ау, ты где? – громким шепотом прошелестел Владимир. – Иди ко мне милая, я вернулся за тобой.

Его призыв не остался незамеченным. Серебристая гладь заволновалась, забурлила множеством пузырьков, похожих на ртутные шарики, и на поверхности показалось несколько прекрасных головок. Их было меньше десяти – всего пятеро.

«По-видимому, другие уже определились с ночным досугом», – летуче рассудил Владимир.

Русалки довольно резво замолотили плесами, заработали руками, мгновение – и они выскользнули на влажный, песчаный берег.

– Месье Махнев, вы принесли ореховый прутик? – с замиранием в голосе спросила одна из русалок.

– Да-да, – растерянно ответил Владимир. Его рука нырнула в карман брюк. Карман был пуст!

«Я же оставил прутик в шалоновом сюртуке, а он висит в спальне! – осенило его. – Как, я мог забыть? Вот, шляпа! Так торопился, что забыл».

Черноволосая русалка перехватила растерянный и обескураженный взгляд Махнева.

– Девочки, этот барчук забыл прутик! – истерически завизжала она и с силой ударила по воде мощным хвостом.

Владимиру показалось, что его облили ушатом холодной воды. Рубашка и брюки вмиг промокли – хоть отжимай.

– Безжалостный негодяй! Эгоист! О чем ты только думал?! Лучше бы ты голову свою забыл! – подхватили другие. – А давайте его утопим!

– Нет, уж лучше мы откусим его противный, никчемный фаллос! – встряла третья и мстительно щелкнула острыми, белоснежными зубами.

– Почему, никчемный? – глупо спросил Владимир и попятился. – Мой фаллос еще ни разу не подвел меня, и не оставил ни одну даму неудовлетворенной.

– Скотина! Он еще издевается. Твой фаллос никчемен, потому, что мы не можем им воспользоваться! – ответствовали взбешенные наяды.

– Тише сестры, он пришел за мной, – услышал он знакомый, тихий голосок.

Откуда-то сбоку из зарослей высокой травы подплыла русалка, похожая на Глашу.

– Ну и пусть тебя забирает, – ответили ей другие рассерженные девы и отплыли от берега, плеснув от обиды плесами. Владимир еще долго слышал их злобные выкрики и страшные запугивания.

– Глашенька, как я рад тебя видеть! – Владимир протянул руки навстречу вожделенной красавице.

– Володенька, но у меня нет ножек, как ты меня поведешь? – печально спросила русалка Глаша.

«А, правда, как? – озаботился Владимир и почесал затылок. – А черт знает как? Дурная голова – ногам покоя не дает».

– Как-как? Обыкновенно! – запальчиво отвечал он. – Я тебя, любимая, на руках понесу!

– А не надорвешься? – проквакал из-за кустов ракиты чей-то ехидный голос.

– А вот и донесу!

Он подошел к берегу и подхватил русалку подмышки, затем потянул выше и взгромоздил ее на руки.

«Однако а русалка-то, какова! Чем же она питалась в этом водоеме, что набрала такой приличный вес?» – озабоченно подумал он.

Владимир сделал несколько шагов, но у него тут же взмокла спина, и затряслись колени. Сложность заключалась в том, что рыбий хвост прекрасной амфибии был покрыт слизью и тиной – руки с трудом удерживали массивные бедра – русалка съезжала все ниже, серо-зеленый плавник волочился по песку. Чешуя хвоста в лунном свете выглядела так же, как чешуя зеркального карпа, только во много раз крупнее. Русалка старалась обхватить Владимира за шею, прижималась полной влажной грудью, устраивалась удобней, но неизбежно выскальзывала из рук. На милом лице появилось оконфуженное и расстроенное выражение. Он попробовал продеть руку в том месте, где у женщин сгибаются колени. К сожалению, массивный хвост оказался столь упругим, что практически не сгибался, а наоборот, пружинисто шлепался на песок.

Владимир сделал около тридцати шагов, как позади него раздался громкий свист, и чей-то грубый голос окликнул:

– Эй, барчук, ты куда это рыбку поволок? Тебе кто разрешал наших дев воровать? Не для тебя они здесь плавают, тела белые холят, волосья отращивают. А ну, положь на место!

– Нее, ты гляди какой наглый! Не успел нарисоваться, как рыбу нашу умыкнул. Ты, холеная морда, голубая кровь, сначала свой водоем заведи, а потом и вынямывай оттеда хоть рыб, хоть лягух, – прохрипел второй злобный голос.

На него надвигалось двое волосатых сатиров. В руках обоих темнели увесистые сучковатые палки. Владимир обомлел и чуть не выронил русалку из рук. Она смотрела на него испуганными мокрыми глазищами и все сильнее прижималась к его торсу.

– Погоди, милая, – Владимир с трудом добежал до кустов орешника, разросшихся возле леса, и положил русалку на песок.

Он понял, что потасовки не избежать. Свирепые сатиры были настроены решительно. Мелькнули разгоряченные волосатые морды, блеснули колючие, темные глаза, пахнуло горячим козлиным потом. Один из сатиров со всего маху огрел Владимира по голове палкой, другой саданул кулаком в глаз и разбил губу. У Махнева поплыли перед глазами лиловые и красные круги, он обмяк и чуть не потерял сознание. Правда, он тоже успел поработать кулаками, и один из сатиров взвыл от полученного удара.

Вдруг из чащи раздался чей-то трубный звериный клич и раскатистое залихватское уханье. Сатиры встрепенулись и прекратили драку. Словно завороженные, они бросили палки и поскакали в темноту ночного леса. Густые черные заросли поглотили их плотные, разгоряченные тела.