— У щенка был жалкий вид! Он все время кричал: «Почему вы мне не верите?! Почему вы мне не верите?!» Потом вышел сосед, Карл Янович. И сказал: «Я всегда знал, что этот юноша плохо кончит». И начал рассказывать, как щенок бегал к соседке напротив, у которой есть хорошенькая дочка. Потом и она вышла! Соседка! Не дочка, мамаша. Эта, как ее… — Дере наморщил лоб.

— Елизавета Павловна, — подсказала она.

— Вот именно. Все видели! Все! Наконец-то! А ведь я тебе говорил, — напомнил Дере. Не удержался!

— Что говорил?

— Надо думать, прежде чем связываться с сомнительными людьми. Наверняка он вор или убийца.

— И в самом деле, — вмешался Давид. — Что у него за тайна? Почему Симонов сначала стрелял в вас, Маргарита Ивановна, а потом убил Гатину?

— Я думаю, что это скоро выяснится.

Она оказалась права. Новый день принес новые сюрпризы.

Она, не отрываясь, смотрела на скульптуру. «Юноша-ветер». Вряд ли когда-нибудь Маргарита Мун сможет к ней вернуться. а ведь работа почти завершена. Осталось чуть-чуть — и… Но она не сможет. Желание работать пропало. Вдохновение ушло, руки были холодны, сердце пусто. Она хотела, чтобы все поскорее закончилось, но не так.

Маргарита почувствовала чье-то присутствие. Обернулась: в дверях мастерской стоял Давид.

— Что скажешь?

Он молча пожал плечами. Что тут скажешь?

— Тебе его не жаль? Впрочем, о чем я спрашиваю… Ты никогда не симпатизировал Сеси.

— О какой жалости вы говорите? Он — убийца. Ведь он в вас стрелял.

— Скажи, Давид, ошибка исключена?

— Ошибка?

— Могли они перепутать? К примеру, Дере брал в руки чашку Сеси или наоборот…

— Его отпечатки пальцев заново откатают в милиции. Тогда вы поверите?

— Тогда — да.

— Надо верить фактам, Маргарита Ивановна. Вы же сами сказали: когда Симонов так поспешно уезжал, в его машине был пистолет. Он этого и не отрицает. А вы говорите о какой-то ошибке.

— Я сама не знаю, что говорю! А главное, не понимаю: зачем он это сделал? Что за тайны?

— Терпение, Маргарита Ивановна. Терпение.

— Ты останешься еще на неделю?

— Пока не будет стопроцентной уверенности, что вы в безопасности, я никуда отсюда не уйду, -заверил Давид. — Если вы сами этого не захотите.

— Мне с тобой спокойно.

— Но Альберт Валерианович…

— У вас конфликт?

— Скорее недопонимание. — Давид усмехнулся. — Дере вбил себе в голову, что я хочу увести у него жену.

— Чепуха, да?

— А разве мне это под силу?

Она невольно вспыхнула и отвернулась к окну. Зачем-то начала задвигать плотные шторы.

— Я пойду? — тихо спросил Давид.

— Не дальше крыльца. Я тебя пока не уволила.

Он неслышно исчез.

Что касается Альберта Валериановича, то после ареста Сеси он был в приподнятом настроении. Опять кому-то звонил, бегал по дому — и все время пытался попасться ей на глаза. Она терпела. Сидела в шезлонге, делала вид, что читает, и думала. Надо ли теперь подавать на развод? Когда причина его — Сеси — задержан по подозрению в убийстве и вряд ли вернется в этот дом. Преданный муж и предатель-любовник. Первый достоин поощрения, второй — самого сурового наказания. Разводиться теперь не актуально. И поплакаться некому, совета спросить. Какой бы ни была Клара, а другой подруги у Маргариты не было и нет. И не будет. Дружба двух сильных личностей — всегда соперничество. Верх попеременно одерживает то один, то другой. Они с Кларой тянули друг друга наверх. Не будь подруга столь преуспевающей, у Маргариты Мун не появилось бы желания стать такой же. Так ли уж чиста ее совесть? Разве она не завидовала Кларе, когда жила с Дере на частной квартире и с деньгами были перебои? Когда приходилось браться за любую работу, в то время как подруга сидела дома и нужды не знала? Маргарита Мун рисовала эскизы пробок, пряжек, чайных сервизов, наступая на горло собственной песне. А червячок изнутри точил, чего уж теперь скрывать! Вот и Клара не удержалась, когда к подруге пришел успех. Потянулась за ней и…

Все равно жаль. Двадцать лет дружили. Было кому излить душу. Порою Клара давала дельные советы. Помогала.

Взять историю с Сеси. С одной стороны, Клара поступила плохо. Поссорила подругу с мужем. А с другой — облагодетельствовала. Ведь было короткое счастье. Встряска, которая заставила ее взглянуть на все другими глазами. Мир-то, оказывается, такой огромный! И Дере — не единственный мужчина среди населяющих его людей. По крайней мере, будет что вспомнить. Она еле слышно вздохнула.

И в этот момент позвонил Платон Гатин. Теперь уже она не удивилась. Хотя и спросила:

— Что случилось, Платон?

Она была уверена: случилось. Гатин не обманул ожиданий, взволнованно сказал:

— Я разбирал бумаги Клары. Нашел… Впрочем, это не телефонный разговор. Ты должна это увидеть. Приезжай.

— А что там? И зачем мне ехать?

— Это касается и тебя.

— Меня?

— Но ведь Сергей Симонов живет с тобой!

— Уже не живет, — грустно сказала она. — Вчера его арестовали. По подозрению в убийстве. На пистолете, из которого убили Клару, нашли его отпечатки пальцев. Но разве тебе не звонили из милиции?

— Нет, никто не звонил. Отпечатки, говоришь? Ну, тогда мне все понятно.

— Что понятно?

— Почему он застрелил мою жену. Похоже, она его шантажировала. Я нашел подтверждающие это документы. Хотел было позвонить Дроздову, но потом набрал твой номер. Мы вместе должны решить, что теперь делать. Приезжай.

— Могу я взять с собой Давида?

— Кого?

— Телохранителя.

— Кого хочешь. Хотя я подумал, что ты приедешь с Дере.

— Алик тоже с нами увяжется.

— Ты говоришь таким тоном, будто он — третий лишний.

— Нет, но… Дере переполняют эмоции. А мне нужен совет человека разумного и беспристрастного.

— Тебя они тоже будут переполнять, когда ты это увидишь. Приезжай, — повторил Гатин и дал отбой.

Она поднялась с шезлонга и крикнула:

— Давид! Альберт Валерианович! Мы едем к Гатиным!

По привычке она говорила «к Гатиным». Хотя Клары уже не было в живых. Давид тут же поднялся со словами:

— Что случилось?

— Похоже, Платон отыскал причину, по которой Сеси застрелил Клару. Она его шантажировала. Гатин нашел документы. Мы должны это увидеть. Альберт Валерианович!