Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рисунок фигурки нгытарма, изготовленной ненцами.
Иллюстрация Веры Пошивай (по изданию: Соколова З. П. О культе предков у хантов и манси // Мировоззрение финно-угорских народов: сб. науч. тр. / АН СССР, Сиб. отд-ние, Ин-т истории, филологии и философии; отв. ред. И. Н. Гемуев. — Новосибирск: Наука: Сиб. отд-ние, 1990.— 216, [1] с.: ил. С. 58
Подобные трансформации — из души умершего в духа-покровителя — в целом характерны для культа предков; они наблюдались и у других народов Сибири. Так, у бурят хранителями-эдзетами становились души именитых людей, шаманов. Но все же большинство умерших отправлялись в мир мертвых, расположенный в Нижнем мире. Там они живут той же жизнью, что и люди на земле, — охотятся, ловят рыбу, ставят чумы или строят избушки, шьют одежду и готовят пищу. Только солнце светит там тускло, а небо — как туман. Иногда «солнцем мертвых» называли луну, иногда — полярное сияние.
В мире мертвых все наоборот: умерший человек там оживает, а убитые для поминальной трапезы олени становятся его ездовой упряжкой. Поэтому во время похорон все вещи, которые оставляют покойному, — одежду, охотничье снаряжение, швейные инструменты, посуду — ломают, рвут, разбивают, тупят. Там, в мире мертвых, все это станет целым и новым. Самого покойного одевают в некрепко сшитую одежду, надрывают ее и протыкают обувь, тело укрывают шубой, положенной поперек или подолом к лицу, левую полу кладут поверх правой — не как у живых: там, в загробном мире, все станет как надо. И припасов с собой дают покойному немного: кусочек мяса, по щепотке чая и табака — там у него будет обильная трапеза и полный кисет. Если положить умершему много еды, в мире мертвых она превратится в крошки.
По представлениям орочей, «загробный мир — это точная копия земли, вернее, как бы зеркальное и негативное ее отражение. Там все наоборот: старик, попадая в загробный мир, превращается в ребенка, ребенок — в старика, умный — в глупого, удачливый — в неудачника, весельчак — в унылого скептика, целая вещь — в разбитую, сломанную или разорванную, хорошая вещь — в плохую, и наоборот. Следствием такого представления о загробном мире является то, что орочи, хороня покойника, кладут в гроб изорванную специально для этого одежду, разбитую посуду и поломанное охотничье снаряжение» [1, с. 326–327].
Интересное и при этом редкое по своей позитивности описание загробного мира ительменов первой половины XVIII века приводит Георг Стеллер.
По представлению ительменов, Хаеч (хозяин Нижнего мира) является первым в подземном мире лицом; при приеме умерших и вновь там воскресших ительменов он поступает с ними по-разному: прибывшему туда в новой, красивой и очень хорошей кухлянке или шубе из собачьего меха и приехавшему на санях, в которые впряжены крупные, сильные и хорошо откормленные псы, он дает малоценную, старую и поношенную шубу и плохих собак, тому же, кто приехал в плохой одежде и на плохой упряжке и жил на земле в бедности, он дарит новую шубу, хороших собак и предоставляет лучшее и более выгодное в смысле питания место, чем прочим. И вот, покойники начинают там жизнь, схожую со здешней, строят остроги, балаганы, ловят рыбу, зверей и птиц, едят, пьют, поют и пляшут. По уверению ительменов, в преисподней гораздо веселее и приятнее, чем на земле: там меньше бурь, дождей и снега, чем на Камчатке, население чрезвычайно многочисленно и всего есть вдоволь; одним словом, там все устроено так, как было устроено вначале, во времена Кутки (Кутха), на Камчатке. Они уверены, что жизнь на земле с течением времени ухудшается, что людей становится все меньше и меньше, да и остающиеся порочнее прежних, что пища также убывает, потому что и животные вместе с людьми спешат перебраться в преисподнюю, например медведи с убивающими их охотниками, северные олени и каменные бараны вместе с убивающими их стариками [69, с. 160].
Важно при этом понимать, что, хотя в Нижний мир отправляется душа-тень человека, в новом мире она меняется и становится другой сущностью, более враждебной людям, чем душа-тень живого. Так, по представлениям тюркоязычных народов Алтая, у живого человека несколько душ: тын (дыхание, неотделимое от человека), кут (жизненная сила, похищение которой влечет за собой болезни и смерть) и сюр (призрак, двойник, который может отделяться от тела). А у умершего — одна «душа»: кёрмёс («невидящий»), дух умершего, причем бывает ару-кёрмёс («чистый») и дьяман-кёрмёс («нечистый, злой»). Поэтому умерших боятся — они могут причинить вред живым из обиды и зависти. Это представление широко распространено у северных народов.
Изображение умерших на берестяном тюктюйё.
Иванов С. В. Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX — начала ХХ в. М.; Л., 1954. С. 579, рис. 33
Якуты, чтобы умерший родственник не стал вредоносным юёром, делали для него особые приношения. Их хранили в специальной сумочке тюктюйё, сшитой конским волосом из двух кусков бересты. На внешней стороне тюктюйё изображали умерших родственников, стараясь придать рисункам портретное сходство. Сумочку тюктюйё хранили в юрте на почетном месте, изображения периодически «кормили» — окуривали дымом от брошенного в очаг масла.
Ненцы тоже боятся мертвых — хальмеров. Хотя они вроде бы далеко — кочуют по своей темной стране под светом тусклого солнца, нами видимого как сполохи полярного сияния, — но по ночам могут оказаться рядом с чумами живых. Поэтому перед входом в чум, особенно в период траура, клали как оберег железные предметы — нож, топор. Но при этом хальмеры все же не так опасны, как нгылека — злые духи и демоны болезней, слуги хозяина подземелья Нга.