Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таймыр, 1930-е годы
По словам шамана, его сердце вырезали «духи начала сумасшествия» еще в начале его становления и все время своей болезни он жил «без сердца».
«И вот на седьмом году от начала моей болезни я поехал на оленях сам не зная куда и зачем.
И вот наяву, не во сне, встретился со мной человек и вложил мне через рот когда-то вырезанное сердце. Вот поэтому, должно быть, из-за того, что мое сердце варилось, закаливалось в течение нескольких лет, я могу распевать долго шаманские заклинания, не испытывая никакой усталости» [51, с. 93].
Итогом всех этих изменений оказывается новое качество человека. Пройдя в ходе своей умозрительной инициации сквозь пучину смерти, описываемой в терминах слепоты, сиротства, трансформации, герой получает новое имя, новое тело, обретает новый статус, которому, однако, не было присвоено в текстах шаманских рассказов никакого специального наименования, кроме слова «человек». Любопытно, что нганасанское слово нгэда («шаман») в этих рассказах не встречается. Шаман именует себя «человеком»: «Ты зачем пришел?» — задают ему вопрос «духи начала шаманства». «Чтобы дали мне разум, чтобы стать человеком»; «Бабушка и дедушка, как я стану человеком?» — спрашивает он духов болезни [50, с. 98]. «Так стал человеком, сейчас все-таки вырос», — подытоживает свой рассказ другой шаман [62, ч. II, с. 150]. Таким образом, цель пути будущего шамана — узнать свое происхождение, получить разум и стать человеком.
Шаман и его помощник. XX в.
Library of Congress, Washington
Но тут есть некоторое противоречие, ведь и до шаманской болезни, до инициации шаман был человеком, как все люди. Как это понять? Отгадка в том, что здесь неожиданно возникает омонимия: у слова «человек» появляются два значения, одно из них имеют в виду шаманы, второе — обычные люди. С позиции шаманов, всех людей можно разделить на две группы: 1) «настоящие», «простые», «обычные», «люди Среднего мира»; 2) люди «разумные», «выросшие», «полные» (так говорит шаман о себе до становления: «Тогда я не полный человек был» [62, ч. II, с. 155]). И словом «человек» шаманы называют представителей второй, своей группы. С позиции же «людей Среднего мира», человек — это человек «настоящий», а шаманы относятся к группе людей «необычных», «особых». Интересно, какова в этом вопросе точка зрения духов? Шаманские рассказы дают на это ответ: «настоящие» люди — это все нганасаны, обычная пища духов, подобно тому как дикие олени — пища людей; шаманы же — люди «отмеченные», подобные оленям с тамгой, то есть животным, посвященным духам и предназначенным для особой цели — коммуникации между мирами.
Глава 9. Вредоносные божества и духи
Отрицательные персонажи мифологии — вредоносные божества, духи болезней, всевозможные демоны — могут находиться среди людей, причиняя им зло, и даже постоянно жить в Среднем мире, как, например, якутские юёры. Но все же большая их часть населяет Нижний мир, где располагается и мир мертвых. В соответствии с космологией северных народов Нижний мир находился одновременно и под землей, и на севере либо на западе.
Так, в терминологии нганасан «на низу» означает не только «под землей», но и «на северо-западе». Полагали, что умершие уходят одновременно и под землю, и в сторону заката солнца. Землей мертвых Бодырбо-Моу, как и всем Нижним миром, владеет Сырада-нямы, мать Подземного льда. Среди значений слова сырада — белый, снег, холод, тьма, смерть. Погребальная одежда у нганасан всегда была зимней, так как считалось, что в Нижнем мире очень холодно. Сырада-нямы живет в вечной мерзлоте, во льдинах, плывущих по реке, в снегу и т. п., однако основная ее «резиденция» — под землей, ниже Бодырбо-Моу: там, в самом низу, стоит чум Сырада-нямы и ее сыновей — Намийятюма-Сырада-нюо (Девять Льда-матери парней). Эти парни ассоциируются с коча, духами болезней, они «грызут людей» подобно тому как люди едят оленей: эпидемии воспринимались как загонная охота Сырада-нюо. Есть в Нижнем мире и другие жители: Сюдя-нгуо (Оспа-бог), супруг Сырада-нямы; Коду-нгуо (Пурга-бог); бог зла Фаннида, который живет под верхним слоем почвы и с разинутой пастью ожидает умирающих людей; болезни коча; злые духи баруси и нгамтэр’у, происходящие из душ умерших. Впрочем, нганасаны говорили, что вредоносные баруси возникали не только из душ умерших, но и при жизни человека из брошенного им грязного предмета (например, запачканной кровью повязки), из обрезанных ногтей и волос.
У всех этих персонажей довольно примечательная внешность. У Сюдя-нгуо нет глаз и носа — только рот, которым он поедает людей. Коду-нгуо — это безглазый старик с дырочками на месте носа и большим ртом, из которого он дует, вызывая пургу. Болезни коча (головная боль, боль при травмах, рвота, «внутренняя болезнь», туберкулез и «старший над ними») описаны как шесть безглазых стариков, при которых живут шесть слепых же девок. Нгамтэр’у и баруси — ущербные существа, у которых есть только половина тела.
Постоянным местом обитания этих враждебных человеку духов был Нижний мир, а на землю они попадали временно, когда охотились на людей. Люди становились добычей Сырада-нямы, ее родни и слуг не по произволу, а по древнему ее договору с Моу-нямы, Землей-матерью, — по очереди владеть людьми и всеми другими живыми существами.
У других самодийских народов бытовали схожие представления: смертоносный владыка подземелья посылал своих слуг-демонов вредить людям, приносить им болезни и страдания по воле верховного божества. Так, энецкий Тодоте обитает под землей и питается людьми, охотясь на них при помощи подвластных ему злых духов амукэ/амули. Людей ему в пищу назначают верховный бог Нга и богиня земли Дя-меню’о. Тодоте вдувает в рот назначенному человеку свое холодное дыхание, от чего он заболевает и умирает.
Ненецкий владыка подземелья Нга посылает забирать человеческие жизни злых духов нгылека, червей смерти халы и духов болезней. Среди этих страшных духов, детей Нга, — Мерю-нга («оспа»), Ходэ-нга («туберкулез»), Якдэй-нга («чесотка»), Хэду-нга («убивающий все стойбище»), Тэм-нга («ломающий кости»), Нярм-нга («красные пятна»), Си-нга («цинга») [13, с. 419–420]. Живут эти страшные духи на нижнем ярусе подземного мира в семи красных чумах. С этим мифологическим представлением связан один исторический казус. Когда советская власть в 1930-х годах стала устраивать