Джессика одержима глупыми банальностями, которые составляют неотъемлемую часть школьной жизни, потому что кроме этой жизни она ничего не видела. Ей нужны живые наблюдения, хорошая встряска, которую она, вне всякого сомнения, получит, вращаясь в разношерстном обществе Колумбийского университета и Нью-Йорка. Этот интеллектуальный и эмоциональный «пинок» — мощная жизненная сила, в которой она нуждается и благодаря которой ее заметят и оценят по достоинству. Без этого, боюсь, она на всю жизнь останется «местечковой авторшей» и будет писать «в стол».

Как сказал Конфуций, «подлинное знание — это знать степень невежества другого». Лучшее для Джессики — это если она будет учиться, учиться так, как ей до сих пор было неведомо. И лучшим местом для этого я считаю один из самых великих университетов, расположенный в самом непредсказуемом городе мира.

Искренне Ваш,

Самуэль МакДугал.

Так что я была права. Мак считал меня поверхностной. Ну ладно, пусть потенциально талантливой.

Вы можете решить, что меня это обидело. Нет. Завуалированные комплименты — верный путь к моему сердцу. Тот факт, что он был честен со мной, заставлял поверить в его письмо по-настоящему. Он прав. Я поверхностная, но потенциально талантливая. Я ли это? Или Мак написал это специально, как будто Колумбия сделает из меня человека, которым я должна быть? Как Джейн Свит? Есть ли смысл искать «жизненную силу» там, где по телевизору меня могут показать, только если убьют? Или я просто излишне мелодраматична? Я имею в виду, действительно ли следующие четыре года моей жизни заслуживают такого уж пристального внимания? Почему, если я выберу не тот университет, это пустит под откос всю мою жизнь? Особенно, если ставки 1600 к 1, что я выберу не тот университет.

А что, если Колумбия — это то, что нужно? 1 шанс из 1600?

Что бы сделала Джейн? Я чертовски хорошо знаю, что бы она сделала. Но — как радостно указали мне все, кто читал «Тупоголовых девиц», — она — это не я. Я не знаю, кто я, черт побери. Но определенно не Джессика Дарлинг, как раньше. Какая же я Джессика Дарлинг, если я больше не занимаюсь бегом и не пишу для школьной газеты? Может быть, это и были мои отличительные черты? А кто я теперь без них?

Хоуп считает, что я слишком сильно на себя давлю, потому что очень тщательно подхожу к тому, что делаю. Она совершенно не учитывает социальные параметры, но это не ее вина. Неважно, куда она поступит — в Парсонс или Род-Айлендскую школу дизайна, потому что она найдет способ быть счастливой везде. В этом плане она очень похожа на Глэдди.

Со всей этой кашей в голове я проконсультировалась с Леном. Вы знаете, с моим парнем, с человеком, с которым мы регулярно целуемся взасос, с человеком, который подвернулся мне во время личного кризиса.

С ним был Маркус, я рассказала им, как съездила в кампус Колумбийского университета прошлым летом и почувствовала, что мне там самое место, но почему — я не смогла объяснить. Как после 11-го сентября я струхнула и решила не ехать в самую мишень террористов, и как мои родители ненавидят большие города еще до того, как рухнули башни-близнецы и дали им основание для ненависти, и возможно, они не позволят мне поехать в Колумбийский университет, даже если я туда поступлю.

— Однако несмотря на все это, я думаю, что любой другой университет будет ошибкой.

— Гм. Да. Конечно. — Нет, он все равно продолжал зажиматься, даже несмотря на наши отношения. Лен кашлянул, затем прочистил горло. — Конечно, другой университет — это ошибка, потому что у Колумбийского самые высокие рейтинги в таких уважаемых изданиях, как «Ю. Эс. Ньюз», «Уорлд Рипорт», «Принстон Ревью». И попасть в «Лигу плюща» или, в моем случае, в Корнуэлл — это бесценный вклад в будущее, когда придет время работать, поскольку рекрутеры всегда обращают внимание на…

То же самое он говорил, когда я советовалась с ним в первый раз.

— Я не знаю, Лен, — прервала я его. — Я боюсь Нью-Йорка.

Маркус похлопал меня по плечу. Я думала, он снова начнет изводить меня насчет Глэдди, однако он не стал.

— Если ты не поедешь в Нью-Йорк, это все равно не защитит тебя, — сказал он. — Ты в любое время можешь умереть.

— Это, гм, отвратительно.

— Не совсем, — ответил Маркус. — Как я это понимаю, если ты хочешь умереть, то хотя бы умри счастливой.

— Так бы сказала Глэдди? — спросила я. Это ее философия выбора.

— Возможно, — кивнул он.

Вот так. Аргумент, который убедил меня подать документы в Колумбийский университет. Еще один пример того, почему из меня никудышная девушка.

Я ЭТО СДЕЛАЛА! Я ПОДАЛ А ДОКУМЕНТЫ!

Подача документов требовала определенных усилий, но я с честью вышла из данного испытания. Панически боясь не успеть, я отправила документы и по электронной, и по обычной почте заказным письмом.

Пути назад нет. Я это сделала. Теперь дело за приемной комиссией. Забавно получится, если после всей этой свистопляски с университетом моей мечты, я туда не поступлю. А вдруг они уже заполнили квоту на зачисление белыми англосаксонскими католиками из Нью-Джерси, поверхностными, но… потенциально талантливыми?

Я отослала письма моим голубым наставникам с Манхэттена, в которых благодарила их за то, что они помогли мне прозреть. Никто не ответил, и меня это удивило. Хотя… может быть, Пол Парлипиано и Мак уже знают что-то, чего не знаю я?! Может, у них там связи? Может быть, интуитивно они понимают, кто годится для «Лиги плюща», а кто — нет.

О боже. Я так и буду болтаться, нервная и перепуганная, пока не поступлю. Дерьмо. Примем это как данность. Результаты теста у меня просто отличные, а я переживаю так, будто у меня ноль баллов, а мне во что бы то ни стало надо поступить в рыбный институт. Когда я действительно чего-то хочу по-настоящему, я просто не могу поверить, что рано или поздно у меня это будет. Наверное, потому, что редко по-настоящему чего-то хочу. Я стараюсь не афишировать свои желания. Если же я отрицаю их, то нет причин бояться разочарования, если желаемое не сбудется, так?

Я не знаю, как я до такого дошла. И сильно сомневаюсь, что Джейн Свит поступила бы так же.

В отличие от Джейн, я решила сказать родителям о своем решении. Возможно, причиной этому стало позитивное влияние Лена. На следующий день, когда я смотрела телевизор, мне был знак от MTV, чтобы я молчала как рыба: мама вошла в комнату, когда я смотрела «Реальный мир».

Как вы знаете, в десятом сезоне этого шоу показан Нью-Йорк. Когда мы с мамой смотрели, ребята из «Реального мира» как раз пили в баре, который называется «Уэст-Энд» и находится на пересечении сто четырнадцатой стрит и Бродвея — практически рядом с кампусом Колумбийского университета! Я не могла в это поверить. Дыхание перехватило, я молча ждала реакции мамы.

— Не могу поверить, что их родители позволяют им вытворять такое, — сказала она.