Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне кажется, я угодил в ловушку.
Бэрден сдержался и не сказал, что ловушка была расставлена самим Клеем. Женатый человек, который приводит к себе в дом любовницу, — дурак. Он вдруг подумал, что, может быть, он переоценил Клея. Но, видя, в каком тот жалком состоянии, проявил мягкость.
— Если сомневаешься, не предпринимай ничего. Я уверен, раз Блэз на твоей стороне, Инид никуда не денется. Кроме того, есть и ребенок. — Именно это принято говорить в подобных случаях, подумал Бэрден; правда, ему как адвокату было отлично известно, что благополучие детей — главное оружие, хотя и последнее соображение в конфликтах между родителями.
Затем Бэрден дал Клею инструкции: встретить двух избирателей на вокзале Юнион-стэйшн и проводить их в его дом в Рок-Крик-парке, где ими займется Китти. Сам он присоединится к ним не позже шести.
— А теперь я иду к доктору.
— Вы нездоровы?
Бэрден, который никогда не чувствовал себя лучше, не смог удержаться от загадочной улыбки.
— Давление, слишком много сахара, склеротические артерии — обычные радости шестидесятилетнего человека. — Он помахал ему на прощанье. Выходя из кабинета, он не забыл сделать вид, что каждый шаг дается ему с трудом.
Выйдя на улицу, Бэрден быстрым шагом дошел до ближайшей стоянки такси и назвал шоферу адрес в Джорджтауне. Настроение у него было необычайно приподнятое — благодаря свежему мартовскому дню, пусть и отложенным на будущее, но все еще живым политическим надеждам, ощущению, что его тело все еще способно испытывать наслаждение, несмотря на повышенное давление и не бог весть какие сосуды.
Немузыкально насвистывая себе под нос (у него абсолютно не было слуха), Бэрден расплатился с таксистом, щедро наградив его чаевыми. «Спасибо, сенатор». Обычно он был рад, когда его узнавали, но только не сегодня. Тем не менее он добродушно похлопал шофера по руке, решив про себя, что в следующий раз он назовет совсем другой адрес, а затем пройдет пешком до дому, перед которым он сейчас стоял. Это было здание восемнадцатого века из розового кирпича, со ставнями и свежевыкрашенной черной парадной дверью в классическом стиле. Предварительно посмотрев направо и налево Бэрден поднялся по ступенькам и нажал кнопку дверного звонка. Негр-дворецкий в белом сюртуке впустил его, улыбаясь во весь рот от удовольствия при виде сенатора.
Бэрден поднялся за ним по лестнице на второй этаж и был введен в обшитый панелями кабинет со стеллажами, на которых стояло, пожалуй, чересчур много книг в кожаных переплетах. В камине горел огонь. Перед камином стоял накрытый для чая столик — все богато и изысканно, быть может, чересчур изысканно для Бэрдена, привыкшего к собранным на скорую руку завтракам Китти.
Она вошла в комнату, слегка запыхавшись, протягивая к нему руки.
— Милый! — воскликнула она своим приятным голосом, из которого исчезли почти все признаки ее происхождения. — Ты пришел слишком рано. Нет, как раз вовремя. Минута в минуту. Это я опоздала.
Она поцеловала его в щеку. Он встрепенулся от ее запаха. Да, сегодня все будет в порядке. Он был уверен в этом, как всегда возбужденный ее манерой держаться (внимательной и даже заботливой) и ее фигурой (ладно и аккуратно скроенной). Больше всего ему нравилась ее бледность. Она, наверное, вовсе не пользовалась косметикой, а если и пользовалась, то так осторожно, что казалась…камелией — слово это неожиданно вызвало в его воображении образ ярко-розового цветка. Но, конечно, существовали и белые камелии.
— Садись. Будем пить чай.
Бэрден сел на свое обычное место на диване возле огня. Она села рядом с ним и стала разливать чай — она, не спрашивая, знала, сколько кусков ему положить: два или один, с молоком он пьет или с лимоном. Вот уже с год они время от времени встречались, и их близость не оставляла желать лучшего. Время от времени, так как они предпочитали встречаться, когда ее мужа не было в городе, хотя тому это было безразлично. Бэрден предпочитал предаваться чаепитию спокойно, в уверенности, что им не помешают.
Они с нежностью говорили об отсутствующем.
— Он сегодня в Джерси. В своем торговом центре.
Она произнесла слово «центр» с ударением, одновременно вышучивая и подчеркивая источник своего немалого богатства. Ее муж и вправду был князем от коммерции, и это производило на Бэрдена впечатление. К счастью, князь боготворил свою княгиню и предоставлял ей полную свободу, зная, что она никогда не скомпрометирует его и не поставит в неловкое положение. И он был прав. Она была необычайно осмотрительна. Лишь самые злоязычные вашингтонские дамы могли бы увидеть в их нерегулярных дневных встречах в Джорджтауне нечто большее, чем проявление открытой дружбы между дамой с претензиями на светскость и известным сенатором, в благоразумии которого не приходилось сомневаться. На худой конец, их встречам могли приписать политический смысл. Для лавочника было бы весьма заманчиво влиять через жену на сенатора, довольно беспечно управлявшего округом Колумбия с помощью малозначительного сенатского комитета, нерадивым председателем которого являлся (что без особой гордости сам признавал), служа мишенью для постоянных нападок со стороны общественных организаций. К счастью для него, всякий раз, когда они встречались за чаем, в их разговоре ни разу не всплывали такие замысловатые вопросы, как автономия для округа Колумбия или налог с товарооборота. Только великие мировые проблемы обсуждались здесь за чаем, к которому подавали изысканные сэндвичи с кресс-салатом и шоколадное печенье от Губерта.
— Представляю, каким ударом явились для тебя итоги голосования! — Она с нежностью глядела на него удлиненными блестящими, словно на иконе, глазами.
— Это не было для меня неожиданностью, у нас не было шансов на победу. Я рассчитывал, что смогу внести поправку к законопроекту и не дать Рузвельту бесконтрольно разыгрывать из себя щедрого Санта Клауса, но… — Он пожал плечами. — С другой стороны, я в некотором смысле рад, что мы помогаем Англии. — Он обожал ее в этот момент. Она была со всем согласна, не в пример другим вашингтонским дамам, которые произносили целые речи, когда расходились с сенатором по политическим вопросам. О нет, она быласовсем не такая. Онасловно за все извинялась. Совершенно неожиданно он поцеловал ее в щеку и чуть не потерял равновесие, так как, придвигаясь к ней, он провалился в промежуток между толстыми диванными подушками. К счастью, чай не расплескался.
— Ты… — Ему хотелось сказать ей что-нибудь приятное, но его сердце так и прыгало в груди от этой досадной оплошности, и он не мог придумать ничего изысканного и только сказал: —…выглядишь сегодня так хорошо. — Затем, чтобы хоть как-то сгладить
