кожи даже не покраснели. Нечто — и я действительно не могу сказать, что именно — выборочно расплавило крест, не обжигая тело жертвы. Крест частично сгорел и вплавился в плоть. А это, — Динфонг дал следующий слайд, — электронный микрофотоснимок — трехтысячекратное увеличение. Крайне необычная точечная коррозия на серебряной части креста. Этого я также не могу объяснить. Подозреваю, что очень сильное, длительное излучение уничтожило слой электронов, испарив часть металла. Почему оно воздействовало на серебро, а не на золото, я сказать не могу.

— Нельзя ли, — поднялся Карлтон, — сказать это нормальным языком?

— Конечно, — сухо ответил Динфонг. — Что-то нагрело и расплавило крест, не тронув ничего вокруг. Полагаю, это некий вид излучения, который воспринимается металлом лучше, чем кожей.

— Со следами копыт — то же самое?

— Вполне возможно. — Динфонг был вынужден признать, что Карлтон лишь притворяется недалеким.

Пендергаст поднял палец.

— Агент Пендергаст?

— Вы нашли еще следы излучения?

— Да, — Динфонг порадовался куда как более достойному вопросу. — Мы нашли их на столбиках кровати из лакированной сосны и на стене за кроватью — это уже крашеная сосна. Краска в этих местах облупилась.

Щелкнув «мышкой», Динфонг вывел на экран новое изображение.

— Поперечное сечение стены — здесь показаны четыре слоя краски. И вот что еще странно: пострадали только самые глубокие слои. Остальные же сохранились, не изменился даже химический состав.

— Вы проанализировали все четыре слоя? — спросил Пендергаст.

Динфонг кивнул.

— Нижний слой — краска на свинцовой основе?

Куда ведет Пендергаст, Динфонг понял в тот же момент и поразился, как не дошел до этого сам.

— Позвольте, я загляну в записи.

Динфонг быстро пролистал отчеты, подшитые в папку «Сера». В ФБР все дела получали названия, и это придумал сам Динфонг. Возможно, и патетично, зато в самую точку.

— Собственно говоря, да, — оторвался он от папки. — Краска на свинцовой основе.

— Остальные — нет?

— Все верно.

— Еще одно доказательство того, что мы имеем дело с неким видом излучения.

— Очень хорошо, агент Пендергаст.

Впервые за время практики прийти к заключению Динфонгу помог агент ФБР. Репутация Пендергаста оказалась заслуженной.

— Еще вопросы? Или комментарии?

Карлтон вяло поднял руку.

— Слушаю.

— Как нечто могло повредить нижние слои и не задеть верхние?

— Свинец в краске, — ответил ему Пендергаст. — Он среагировал на излучение, как и серебро. Свинец хорошо поглощает радиацию. Доктор, а дополнительное обследование на месте выявило какие-нибудь следы радиоактивности?

— Абсолютно никаких.

Карлтон кивнул.

— Отметь это, Сэм, понял?

— Конечно, сэр, — отозвался один из младших агентов.

Динфонг перешел к следующему слайду.

— Последнее — участок креста крупным планом. Излучением оплавило только крест. Ни один конвективный источник на такое не способен.

— Какой тип излучения может воздействовать на металл, не затронув плоти? — спросил Пендергаст.

— Рентгеновское излучение, гамма-лучи, микроволновое излучение, дальняя область ИК-спектра, определенный спектр радиочастот, не говоря уже об альфа-лучах и потоках быстрых нейтронов. Все они вполне естественны, неестественной была мощность излучения.

Тут бы Карлтону вставить свое, но директор молчал. Вместо него снова заговорил Пендергаст:

— Точечная коррозия ни на что вас не натолкнула?

— Пока нет.

— Никаких догадок?

— Я не строю догадок, мистер Пендергаст.

— Но ведь так воздействовать на крест мог мощный пучок электронов, вы не думаете?

— Только в условиях вакуума. В воздухе пучок рассеялся бы, скажем, в миллиметре или двух. Я уже сказал, это могло быть инфракрасное, рентгеновское или микроволновое излучение. Если не считать, что создают такие пучки лишь передатчики весом в несколько тонн.

— Вы, конечно же, правы, доктор. Но что вы думаете о предположении, высказанном в «Нью-Йорк пост»?

Резкий поворот слегка огорошил Динфонга.

— Я, — помолчав, сказал он, — не имею привычки опираться в работе на предположения «Пост».

— Они высказали догадку о том, что дьявол забрал душу Джереми Гроува.

Возникла небольшая заминка, во время которой по залу пробежали редкие смешки. Очевидно, Пендергаст шутил. Или нет?

— Под такой версией, мистер Пендергаст, я бы не подписался.

— Вот как?

— Я буддист, — улыбнулся Динфонг. — Для меня дьявол скрыт в человеческом сердце.

Глава 18

У входа в Метрополитен-опера бурлил людской поток, но графа Исидора Фоско Пендергаст нашел быстро. Массивную фигуру, застывшую в театральной позе у фонтана Линкольн-центра, фэбээровец не спутал бы ни с кем.

По случаю премьеры «Лукреции Борджиа» Доницетти Фоско нарядился в идеально подогнанный белый фрак, не забыв о гардении в петлице. Вместо обычной жилетки он щеголял роскошным гонконгским шелком с серыми и белыми парчовыми вставками. Пудра довела его ухоженные щеки до розового совершенства, а седые волосы завивались львиными кудрями. Довершали композицию миниатюрные серые перчатки.

— Мой дорогой Пендергаст! — радостно воскликнул Фоско. — Я был уверен, что вы наденете фрак. Не понимаю, как в такую ночь можно одеваться столь вызывающе безвкусно. — Он широким жестом окинул устремленный к фойе поток смокингов. — В наши темные дни осталось лишь три случая, когда можно по-настоящему сверкнуть нарядами: первый — бракосочетание, второй — похороны и третий — премьера в опере. Третий случай, конечно же, самый счастливый.

— Это как посмотреть, — сухо ответил Пендергаст.

— Так вы счастливый муж?

— Не угадали.

— А! — Фоско рассмеялся. — Вы правы, Пендергаст. Я знавал людей, обретших счастье лишь на своих похоронах.

— Хотя радостный повод надеть фрак достается наследникам.

— Ах вы, негодник! — пожурил агента граф. — Ну что же, войдем? Надеюсь, вы не против, что я взял билеты в партер — не люблю ложи, акустика там отвратительная. Наши места в центре, правый сектор. Я долго экспериментировал и понял, что это идеальная акустическая зона: места от двадцать третьего до тридцать первого. Однако посмотрите, огни в зале гаснут. Нам лучше поспешить.

Толпа, словно косяк мелких рыбешек, расступалась перед графом. Фоско, вскинув массивную голову, плавно двинулся к центральным дверям, где они с Пендергастом не оглядываясь прошмыгнули мимо капельдинеров, предлагавших программы. Уже в зале они устремились по центральному проходу вниз и заняли свои места. Для себя Фоско зарезервировал аж целых три. Усевшись в кресло посередине, он простер руки на перевернутые боковые сиденья и сказал:

— Простите, дорогой Пендергаст, что мы не сидим щека к щеке, мое телосложение требует пространства. — Он достал из кармана небольшое пенсне, украшенное жемчугом, и положил его на сиденье справа. Пустующее место по левую руку занял медный цилиндрик миниатюрной, но мощной подзорной трубы.

Вместе с тем как большой зал заполнялся зрителями, в воздухе росло возбуждение. Из оркестровой ямы доносилось бормотание инструментов — музыканты, настраивая их, прогоняли кусочки из сегодняшней оперы.

Наклонившись к Пендергасту, граф коснулся его предплечья и сказал:

— «Лукреция Борджиа» просто не может оставить равнодушным истинного ценителя оперы… — Граф пригляделся