тело от ужаса и он, не зная, что сказать, ответил:

— Да… конечно, Мань. Очень… Очень х-х-хорошо… — пролепетал он. — Пельмешки… да.

Сеня был страшно, просто ужасно голоден, как никогда в жизни. Он, казалось, готов был сожрать даже газету под кетчупом и был бы рад. Кстати говоря, помимо голода, он безумно испытывал жажду воды и секса, будто он первобытный человек, впервые увидевший женщину. Он сам и не понимал, от чего его трясло сильнее — от желания или от страха, потому что сейчас Маша была, мягко говоря, не в самом лучшем виде.

Он сел за стол, взял картонную ложку и зачерпнул черный, будто обугленный, пельмень из тарелки. Он закинул его в рот и начал жевать — раздался громкий хруст и резкая боль в зубах.

— Хрустят, да? Как ты любишь! Начинка из перца горошком! Вкусно, правда — косила Маша одним глазом.

— Безумно вкусно, Мань.

— Ха-ха-ха! Гурман! — пропищал откуда-то Черт. — дать водички? — на столе появился стакан с желтой жидкостью.

— Что это?

— Чистейшая вода! Чище, чем у Феди! Поверь! Ха-ха-ха! — резвился Черт.

Сенька сделал глоток и застыл со скрюченным лицом. У него началась изжога и он схватился за живот. Он встал из-за стола и пошел к выходу.

— Пойду прогуляюсь, Мань!

— Давай-давай… Ха-ха-ха — ее голос сделался обычным.

Сенька подошел к двери и попытался ее открыть, но между ним и дверью появился Черт и сказал:

— Куда ты собрался, Сенька?

— Прогуляться хочу…

— Нет, нет и нет! Никак нельзя. Там забор, а за забором чертов Федька, который тебе всю жизнь испортил! Как же ты туда пойдешь?!

— Да мне уже, честно, все равно до Федьки этого… Честно.

— Это тебе пока так кажется…

— Я домой хочу. К Мане…

— Только к ней? — спросил Черт.

— Да!

— Да будет так!!! — громко он пропищал, звякнул копытами и пропал.

В этот момент дом затрясло, и Сеня услышал сильные удары по крыше. Спустя полминуты дом был засыпан горящим песком. Стало очень жарко. Маня выбежала в прихожую и закричала своим голосом:

— Теперь мы навсегда будем вдвоем! В нашем… — ее голос изменился на басистый, — любимом доме! Ха-ха-ха!

Сенька стоял, изводимый жарой, голодом, жаждой воды и секса, и думал только об одном — как хорошо безгрешным…

Королева

В летний погожий денек на Паульштрассе было исключительно людно. Среди толпы прохожих, спешащих по своим делам, парила Берта Шаффер. Знойная брюнетка с осиной талией, одетая в шелковое легкое платье. На голове у нее был лавровый венок для образа, как у Гая-Юлия Цезаря.

Она обходила прохожих, иной раз задевая их, подняв голову так высоко, будто держит на лбу шест. Руки, немного расставленные в стороны, она держала на уровне бедер. Не дай бог, ее кто-нибудь соизволит по тупости своей задеть! — реинкарнация Цезаря в женском обличии Берты просто испепелит взглядом.

Зайдя в уютную кофейню по пути, она заказала, как обычно, капучино на кокосовом молоке и с сахарозаменителем.

— Пожалуйста, ваш кофе! — улыбнулась ей бариста.

Ничего не ответив, посмотрев на нее, как на плохо пахнущий носок, Берта бросила ей на прилавок пару евро, взяла кофе и молча ушла, высоко подняв голову.

Такое поведение Берты было связано с ее раньше небывалой популярностью в школе — лучший художник, красавица и умница, она так верила в свою избранность, что это застилало ей глаза. Как можно обращать внимание на остальных, если самой внимания мало?

За спиной Берты висел небольшой рюкзачок, в котором она несла маленький мольбертик, кисти, краски и лист бумаги.

— Девушка, здравствуйте! — сказал молодой симпатичный парень, шедший с ней по пути.

— Не знакомлюсь. — сухо ответила Берта.

— Могу я вас угостить кофе?

— Я уже угощена, отвали. — ответила она, насытившаяся пока вниманием парней.

— Но я вам могу предложить куда более хороший кофе. Куда вы идете?

— На мост.

— Мольткебрюке?

— Да. Мольткебрюке.

— Замечательно! Нам по пути. Разрешите я провожу вас?

— Не разрешаю! Отвали! — грубо отрезала Берта.

Парень очень расстроился, и даже несколько угас, но все же решил напоследок сказать ей: «Я — Генрих! Меня зовут Генрих!».

— Отдыхай, Генрих.

Берта ускорила шаг, не меняя манеры, и через несколько минут уже оказалась у реки Шпре. Она зашла на мост, прошла чуть больше половины и установила Мольберт на правой части моста. С этого места открывался, по ее мнению, потрясающий вид на Центральный вокзал Берлина. Она давно хотела его нарисовать, а тут подвернулся случай — выставка молодых художников в Берлине на тему «Достопримечательности». Она несомненно должна в ней не просто засветиться, а затмить всех других участниц. Правда, рисовала она не очень…

— Ракурс не тот! Нужно левее. — ругалась Берта. — чертовы машины! Кто их вообще придумал.

Она подвинула мольберт ближе к полосе движения.

— Чертова река! Так она попадает не лучшим образом! Ее бы повернуть чуть-чуть. А если…

Берта отошла еще левее, выйдя немного на проезжую часть — ей засигналили машины. Показав средний палец, она выругалась на проезжавшего бедолагу, чуть не зацепившего ее выставленный мольберт.

— Да пошел ты к черту, урод! Я создаю! Я творю здесь! Отвали отсюда! — орала она неразборчиво в поток машин, скопившийся к левому ряду.

Наконец, встав спиной к потоку, а лицом к вокзалу, она «поймала» нужный ракурс и начала творить. Сигналы машин уже ей не мешали, она самозабвенно, упиваясь собственной крутостью, коряво срисовывала стеклянные башни вокзала. Вдруг, сзади раздался голос:

— Эй! Эй! Это я — Генрих!

Реакции — ноль.

— Развернитесь! Развернитесь! Девушка! Это я — Генрих!

Машины сильнее и чаще начали сигналить, но Берта на все это не обращала никакого внимания. Кто они все такие? Для нее — красотки с венком на голове?

— Отойдите! — кричали ей.

— Только вот указывать не надо! Пошли вы к черту! — кричала Берта, не поворачивая головы. — Объедете!

Водитель крупнотоннажного грузовика был бы очень рад оценить ее творение на городской выставке. Он, возможно, был бы готов отдать ей свой голос и сказать потом пламенную речь о том, как обществу нужны такие творцы. А еще больше он бы хотел, чтобы грузовик покорно остановился, а колёса послушно повернулись влево, сцепившись с асфальтом намертво… Но, так уж устроена техника, тормозным колодкам нужно приложить намного больше усилий для остановки грузовика, по сравнению с легковушкой. Глупый грузовик какой! Глупый!

— Очень неплохо! Правда, я бы добавил чуть больше серого. — раздался голос за спиной.

— Сама разберусь, не твое дело. Отойди.

— Извольте. Обязательно отойдем. Обязательно.

Берта цокнула языком и с недовольным лицом развернулась.

— Фу! Блять! Что за