— Если вы считаете такое существование достойным — жить, никогда не обманывая ничьих ожиданий, — ну что ж, тогда поступайте так, как вы считаете верным. — Маргарет вызывающе взглянула на него. — Но если вы хотите делать то, что нравится вам, нравится только вам, то попробовав, вы, может быть, кое-что поймете. — Она пожала плечами. — Впрочем, если вам это не понравится, в любой момент можно остановиться. Во всяком случае, вы сделали попытку.

Лашем встал и поправил пиджак, который и так сидел на нем превосходно.

— Благодарю вас, леди Маргарет. Было приятно с вами познакомиться.

Хотя по его виду этого никак нельзя было сказать, а та быстрота, с которой он покинул библиотеку, лишь подтверждала возникшее впечатление.

Маргарет пожала плечами и снова откинула голову на спинку дивана. Как хорошо провести несколько минут без самого что ни на есть настоящего герцога! Да-да, очень хорошо, и она поспешила утвердиться в этой мысли.

«Если не понравится, в любой момент можно остановиться», — непрерывном эхом звучали в сознании Лашема ее слова. Все время, пока он танцевал со скучными девушками в белом, начавшими выезжать в свет, ехал в карете по темным лондонским улицам в свой особняк в Мейфэре, долго ворочался в своей огромной кровати среди множества подушек и одеял, соответствующих его положению герцога, эти слова неотступно его преследовали. Нет, скорее его преследовал ее образ.

Она уверяла, что это очень просто. Но так ли это было на самом деле? Однако желание попробовать, своего рода искушение, не давало ему покоя. Мысль вертелась и вертелась в его голове, но все время ускользала.

Итак, что бы он сделал, если бы позволил себе делать все, что хочет? Как ни странно, но он не знал. У него не было ответа на этот вопрос.

Ему вбивали в голову, можно сказать, со дня рождения, что он должен поступать правильно или согласно принятым правилам, а не следуя своим желаниям. Вот почему он растерялся и не знал, что сказать, когда она задала свой провокационный вопрос.

Все-таки он ответил ей «нет» или не ответил? Сначала он сказал, что не намерен уходить из комнаты, когда она намекнула на это. Прежде чем уйти, он недолго пробыл с ней наедине, сохранив весь запас безрассудства при себе и не поддавшись соблазну. Он вернулся в привычный мир, где он хорошо знал, что положено делать и что положено говорить, чтобы не обмануть ожидания окружавших его людей.

Но на один миг, только на один, когда они беззлобно подшучивали друг над другом, он втайне ощутил, что ему, возможно, хотелось бы кое-что сделать, хотя он не был вполне в этом уверен.

— Как это прелестно, — вслух заметила Маргарет, стоя перед картиной; она буквально впитывала в себя чудесные краски, испытывая неподдельное наслаждение. Примерно раз в неделю она посещала Национальную галерею, причем и здесь вызывала своим поведением осуждение. Дело в том, что Маргарет смотрела картины одна, Энни, ее камеристка, не сопровождала ее, так как однажды откровенно и несколько грубовато призналась хозяйке, что она посмотрела все, что хотела посмотреть, и с нее довольно, так что впредь она будет ждать хозяйку в карете. Маргарет позволила, так как не хотела заставлять Энни делать то, что той не нравилось.

Маргарет незаметно улыбнулась, искренность и прямота Энни были ей симпатичны. Когда она уезжала из Лондона, отказав Коллингвуду, — нет, она не бросала его, потому что раньше не дала согласия, — Энни настояла на том, что поедет вместе с ней, хотя никогда в жизни не покидала Лондон. Верная Энни твердо сказала: она всегда будет с хозяйкой, куда бы та ни поехала или ни направилась.

За одним исключением — только не в Национальную галерею.

Но тут кто-то кашлянул за ее спиной. Маргарет невольно оглянулась: сзади стоял хорошо ей знакомый одноглазый герцог-пират, хотя в нем мало было пиратского, он стоял так, как будто позировал для скульптора, — голова чуть откинута назад, плечи расправлены, руки сцеплены за спиной. Он выглядел бы еще лучше, если бы был полностью обнажен, как и полагалось греческой статуе.

— Извините меня, леди Маргарет. — По его виду было заметно, как ему неловко. «Может быть, он так же вообразил себя совершенно голым?» — хихикнула про себя Маргарет, тут же изобразив на лице невозмутимую серьезность.

Ей казалось, что она невозмутима и спокойна настолько, насколько это было возможно при условии, что она представляла его обнаженной статуей.

— Добрый день, ваша светлость. — Наклонив голову, она присела в реверансе, а затем, выпрямившись, посмотрела ему в лицо. Она умышленно молчала: либо он опять обратится к ней, либо оставит ее, как вчера.

Однако молчание затягивалось, и Маргарет уже собралась было открыть рот, чтобы прервать неловкую паузу: он смотрел то на нее, то отводил глаза в сторону, но затем его взгляд опять останавливался на ее лице.

Наконец, когда Маргарет показалось, что прошла целая вечность, он промолвил:

— Вам нравится живопись, миледи?

Его голос звучал так, как будто он учился говорить, каждое слово, слетавшее с его губ, давалось ему с трудом.

— Да, я люблю живопись, ваша светлость. — Маргарет указала на полотно за спиной. — Мне очень понравились краски на этой картине.

Кроме того, центром указанной картины была дама. Прежде чем продолжить, Маргарет немного помолчала.

— Даже если дама, похоже, намерена куда-то бежать.

— Мне кажется, было бы глупо стоять перед драконом, не так ли? — заметил Лашем, взмахом руки указывая на полотно. — Хотя святой Георгий уже, похоже, одержал победу.

Маргарет усмехнулась, было одинаково приятно слышать, что он, наконец, заговорил нормальным языком, как и то, что именно он сказал. Она не знала, хороший ли он собеседник, — как знать, может, он не все время был таким сдержанным и холодным, общаясь с людьми, просто она — особый случай.

Впрочем, что он знал о ней? Да ничего! Из вчерашнего столкновения он вряд ли вынес какое-нибудь хорошее впечатление о ней. Так с какой стати он должен был держаться с ней свободно?

— Как вы думаете, что было дальше? — Маргарет задумчиво постучала пальцами по подбородку. — Может, они пошли в пивную и выпили в честь победы над драконом пинту эля или еще что-нибудь?

Маргарет повернулась и взглянула герцогу в лицо.

— А кто потом должен был все убрать? Мертвого дракона и вообще?

Она хмыкнула:

— Мне кажется, что этим должна заняться дама, не поэтому ли она так стремится убежать? Хотя, скорее всего, она убегает от страха. Но это как-то нечестно.

Выражение лица Лашема стало грустным:

— Люди редко попадают в подобные ситуации.

Маргарет стало любопытно, что он за человек, возможно, она зря думала, что он самый скучный герцог в мире. Сейчас она была заинтригована.

— Мне как будто грех жаловаться на мою судьбу, — продолжал Лашем, от звука его низкого голоса у нее внутри что-то приятно задрожало. — Впрочем, я не встречался ни с драконами, ни с дамами, которых надо было спасать, слава богу; я не знаю, что бы мне хотелось изменить в моем положении, даже если бы я мог что-то изменить.