Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что еще показательно? Демократы в Центре поддерживали лишь национальный антисоветизм и русофобию. И крайне негативно оценивали движения национальных меньшинств в союзных республиках, когда те же абхазы, осетины, гагаузы, каракалпаки и другие малые народы искали защитника от грузин или молдаван в СССР и России, проявляя русофилию. Этакая выборочная «демократия» с двойным стандартом.
А когда в 1990 году на выборах народных депутатов РСФСР победили радикальные демократы, Верховный Совет стал оказывать всем актам суверенизации союзных республик безоговорочную поддержку. Были заключены двусторонние договора между РСФСР и Украиной, Казахстаном, Белоруссией, Литвой, Молдавией. Экономического значения они не имели, но выражали политический смысл. Впервые союзные республики выступили демонстративно как суверенные государства. И это еще при «живом» СССР, за год до его распада.
Дело не только в личностях. Это был «коллективный Горбачев» и «коллективный Ельцин». Вот такое метафизическое объяснение. А уж структуру вод и разнообразный вид молекул и бактерий в этом мутном потоке следует изучать и анализировать отдельно, под микроскопом. Этим потом займутся историки-биологи.
Факты же таковы. Первый. Еще в феврале 1990 года Верховный Совет СССР принял «Основы законодательства Союза ССР и Союзных республик», где земля и ее недра были определены как собственность народов, проживающих на данной территории. Не всего советского народа, как было по Конституции 1977 года, а отдельных этносов. И это было первым шагом к разделению общенародной собственности, первым сигналом к старту сепаратизма.
Второй. Вдогонку в июне 1990 года уже I Съезд нардепов РСФСР принимает «Декларацию о суверенитете». То есть о верховенстве республиканских законов над законами СССР. Еще один звоночек к старту в «беге к отдельным квартирам». Затем последовали Закон «Об обеспечении экономической основы суверенитета РСФСР», который перевел предприятия союзного значения под юрисдикцию России. И Закон о бюджете на 1991 год, который вводил одноканальную систему налогообложения, что лишало союзный Центр собственных финансовых источников. Остальное было «делом техники».
Вслед за РСФСР такие же законы и декларации приняли союзные и автономные республики. Они уже содержали официальную установку на создание этнических государств, вообще на отказ от СССР. Ну а в СМИ появились различные проекты создания вместо СССР конфедерации «Сообщество…», «Содружество…» и т. д. Такова механика распада.
Во время командировки Грачева и Алексеева в Киргизию как раз состоялся общесоюзный референдум о сохранении СССР. Сама формула референдума была некорректной, включала в себя несколько вопросов и допускала их различные толкования. Итоги голосования должны были подводиться в каждой республике в отдельности. То есть подсчет голосов был отдан на откуп местным элитам. Рассчитывали на то, что они «подсчитают как надо, себе не в убыток».
Но и тут Центр промахнулся. Видно, еще сильна была в населении СССР гражданская общность. И хотя власти Литвы, Эстонии, Латвии, Грузии, Молдавии и Армении отказались от проведения референдума, но все равно в нем приняли участие 80 % избирателей СССР. 76, 4 % из них высказались за сохранение СССР. Решающей роли это уже, к сожалению, не играло, «процесс пошел», а про-властные политические движения результат референдума попросту игнорировали.
Характерно и симптоматично, что в Москве, где, по сути, находился штаб главных могильщиков СССР. Более половины жителей столицы были зомбированы СМИ и телевидением. Они проголосовали против сохранения своего государства. А главным результатом референдума было то, что он практически исподтишка узаконил саму возможность роспуска СССР, который в массовом сознании был незыблемым символом.
Генерал Асанткулов принял московских чекистов приветливо, доброжелательно, внешне дал карт-бланш на свободу действий и ознакомление с имеющимися материалами и документами по интересующей их линии работы Комитета. Но это было на словах, с восточной хитростью, на деле же все оказалось иначе. Препоны почувствовались сразу.
Складывалось впечатление, что руководящему и оперативному составу даны были негласные указания общаться с ними как можно меньше, а тем более ничего не предоставлять и не знакомить их с интересующими материалами. Но, несмотря на такое прохладное отношение, после двухдневного общения с Макаровым и другими русскими сотрудниками, для которых была неприемлема складывающаяся в республике ситуация по борьбе с организованной преступностью, Грачеву и Алексееву в общих чертах стали понятны происходящие в Киргизии процессы.
В полную силу ощущалась национализация кадров. В ротации упор делался в первую очередь не на профессионализм, а на принадлежность к своей нации. На всех руководящих постах вместо русских ставились именно киргизы. Вот откуда «выплыл» и Саткулов вместо Макарова. Более того, повсеместно, и особенно в правоохранительных органах, внедрялась практика покупки должностей и устройство на работу за определенную плату. Просто восточный базар какой-то:
— Вам сколько звездочек на погоны взвесить? А орден не изволите прикупить?
При такой «торговле» в правоохранительную систему хлынул поток лиц с криминальным прошлым. Словом, картина удручающая. Полный букет киргизского разноцветья и разнотравья: переплетение власти, бизнеса, криминала, судов, органов правопорядка и безопасности. В таком тесном сращивании почему не жить вольготно и сладостно?
Проверки преступлений начинались только по указанию сверху. И то, в основном, если в поле зрения попадал русский по национальности. Расцветало и «телефонное право». Коррупция, словом, пронизывала всё и вся. Создавалось впечатление, что происходит полная разбалансированность управления республикой, незаинтересованность Москвы в наведении порядка, а на местах, используя благоприятную создававшуюся ситуацию, быстрым темпом готовятся к независимому обустройству Киргизии. Это уже вопрос измены и предательства. Прямая работа для контрразведчиков Грачева и Алексеева.
О результатах работы они коротко по «закрытому каналу связи» из КГБ Киргизии доложили в Центр и согласовали возвращение в Москву через день. Спецтелефон имелся только у генерала Асанткулова. Он любезно предоставил его и даже деликатно оставил их одних в своем кабинете. Но, видимо, «закрытый канал связи» оказался не совсем «закрытым». Кому надо, тот тоже слушал.
«Тюремный роман»
В конце командировки они прогуливались по Фрунзе, любовались архитектурой, а попутно, на свежем воздухе, где была уверенность, что тебя не прослушивают, обсуждали итоги работы. На обратном пути, когда они шли к зданию Комитета, чтобы попрощаться с Асанткуловым, вылетевший из-за угла грузовик, мчавшийся со страшной скоростью, едва не смял их в «киргизскую лепешку». Но оба контрразведчика были людьми спортивными и тренированными, к тому же