Лаки еще раз посмотрел на девушку, которая никогда не станет его, и, чтобы утешиться, вспомнил Юлю, сравнил ее с Кузей, и мир сразу же посветлел. Юля – лучшая, она мудрая, несмотря на то, что красивая. У нее пепельные волосы, которые шелком струятся сквозь пальцы, глазища цвета меда, высокие скулы с едва заметными полосками румянца, нанесенного самой природой, чувственные губы; россыпь веснушек на тонком носике, словно высеченном рукой искуснейшего мастера, придают кукольному Юлиному лицу… Приземленность, что ли.

К ней хочется прикасаться, согревать дыханием ее тонкие вечно мерзнущие пальцы. Лаки шумно сглотнул слюну. Поразительно, он едва закрыл дверь квартиры, отправляясь в Зону, как уже начал скучать по Юле. И вот сто граммов виски, и он готов волочиться за первой подвернувшейся юбкой. Как тебе не стыдно, Лаки!

Стыдно ли? Он прислушался к голосу совести – молчит, спит беспробудным сном, а храп ее складывается в мелодию песни: «Есть одна любовь, та, что здесь и сейчас, есть другая, та, что всегда. Есть вода, которую пьют, чтобы жить, есть живая вода»[1].

– Эх, гитару бы, – мечтательно протянул он, укладываясь на нары.

– Щас споешь? – осведомился Себр, наливая себе виски, оставленный на пакете, заменяющем стол.

– Ага.

Похоже, у коротышки в желудке портал, и спиртное через него переправляется в параллельную вселенную – он совершенно не опьянел, хотя выпил ударную для своей комплекции дозу, аж стало жалко виски, Себр ведь переводит продукт!

Душа жаждала продолжения банкета, общения и гитары, но Лаки заставил себя встать и вытащить из рюкзака спальник. Устроившись на лежанке, он повернулся лицом к стене и закрыл глаза. Его душа некоторое время протестовала, хлопала расправленными крыльями и ломилась за «стол», где Дым отчитывал молодого напарника за жадность и невоздержанность. Потом Себр совершенно трезвым голосом завел рассказ о приключениях на Байк-шоу (малыш, похоже, любит мотоциклы) – как его друг Кардан познакомился с девушкой Наташей и затащил ее палатку. А Наташа с мужем была, тот каким-то чудом ее вычислил, вломился в палатку в самый неподходящий момент и принялся размахивать травматом – рогоносец оказался то ли полицаем, то ли военным. Девка – в одну сторону, Кардан – в драку, подпряглись друзья Кардана, набежали те, кто был с этим Вадимом, и получился бой стенка на стенку, а Себр взял простыню и отправился ловить голую девку.

В голове Лаки развернулась батальная сцена: бойцы Кардана заблестели латами, их противники были в кожаном одеянии и на коротконогих лошадях, а над полем боя летала обнаженная дева, которую Себр с ногами сатира пытался поймать белой простыней.

Проснулся Лаки от истерического возгласа:

– Сволочи! Дайте мне поспать! Рррр, когда ж я сдохну!

Вчерашний вечер канул в Лету и воспринимался теперь как нечто далекое и незначительное. Лаки уже не тревожился о своей судьбе, переживания о Юле больше не изводили его, но остался неприятный осадок. Выпростав руки из спального мешка, он потянулся, окинул взглядом помещение. Дверь на поверхность распахнули, и сверху просачивался сероватый свет. В середине подвала, за «столом», Дым в полной амуниции что-то жевал, сидя на корточках и опершись спиной об огромный рюкзак. В темном углу копошилась Кузя, Себр свесил ноги с полки и недобро оглядывался.

Пожелав всем доброго утра, Лаки встал, вытащил из рюкзака бутылку воды и отправился на улицу умываться.

Похоже, бабье лето закончилось, в густом тумане было не разобрать времени суток, то ли раннее утро, то ли уже полдень. Небольшая паутина с нанизанными каплями росы напоминала жемчужную брошь, кем-то прицепленную к кусту шиповника.

Когда он спустился в подвал за вещами, все готовились покидать убежище, лохматый Себр, возмущаясь себе под нос, запихивал спальник в рюкзак. Из темноты выплыл Дым с наполовину недопитой бутылкой вискаря, протянул ее Лаки:

– Спасибо тебе. Было приятно познакомиться и интересно пообщаться с живой легендой.

Лаки не умел принимать комплименты, он потупился, улыбнулся:

– Да ладно! Уверен, что мы еще встретимся.

– Земля круглая, а Зона маленькая, – проговорила Кузя, встав между ним и Дымом. Лаки протянул ей виски:

– Не вздумай отказываться. Будешь пить понемногу и меня вспоминать, – он подмигнул девушке. – Ты расцветаешь, когда расслабляешься. Алкоголь тебя расслабляет, да!

Кузя сунула бутылку под мышку, улыбнулась, пятерней зачесала растрепанные пшеничные волосы.

– Спасибо!

Пожала протянутую руку, ее ладонь была теплой и шершавой, и зашагала по лестнице наверх, за ней последовал Дым; Себр тоже пожал руку, кивнул:

– Встретимся еще!

– «И оба сошли где-то под Таганрогом среди бескрайних полей…», – тихонько пропел Лаки, мысленно подыграл себе на гитаре. – «…и каждый пошел своею дорогой…»[2], а Лаки пошел своей.

На ПДА было начало девятого, обычно Лаки просыпался в десять-одиннадцать, но в Зоне перестраивался. Запрокинув голову, он посмотрел в серое небо и улыбнулся ему. Паранойка отпустила, все закончилось хорошо, если не брать в расчет порожняковый поход за артами: нашел несколько безделиц, тысяч на десять в общей сложности, а Брюту нужно отдать как минимум тридцать, и сделать это надо было еще четыре дня назад! И у Юльки день рождения. Ладно, не беда, с Брютом можно договориться, тысяч пять у кого-нибудь занять и купить Юле кольцо. Не самое шикарное, конечно, но она должна понять! Ну и, конечно, на вечер в клубе надо раскошелиться. Хоть возвращайся обратно и набивай рюкзак мелочовкой!

Но день рождения – завтра, если на него не успеть, то Юлька точно не простит, Лаки ведь пообещал, что до этого времени вернется. Будь что будет, не готов он оставаться в Зоне, вчерашний день здорово подпортил психику, до сих пор аукается. Значит, надо шагать к Периметру.

Лаки запустил руку в подсумок и достал пригоршню гаек с разноцветными матерчатыми хвостами. Ну, Зона-матушка, пора в путь!

К вечеру Лаки рассчитывал добраться домой.

Туман понемногу рассеивался, и над черной линией леса плыло далекое холодное солнце. Сырость пробирала до костей, зябли руки, мерз нос, да еще и ботинок забыл вчера просушить…

Запахло влажной землей – наверное, где-то рядом кабаны рылись, – и Лаки снял автомат с предохранителя. Кабан – опасная и живучая тварь, выдерживает прямое попадание в лоб, валить его надо, стреляя в шею или глаза. А если их целое стадо?.. Лаки замер, прислушиваясь. Шелестел ветер подсохшей листвой, на одной ноте стонала болотная птица, что-то охало – далеко и неопасно. Слишком тихо для кабанов, значит, их тут нет, но есть что-то другое, не менее опасное – уж очень запах необычный.

Лаки вышел из леса на просеку и остолбенел: перед ним зияла черная проплешина метров двадцати в диаметре, на которой чередовались выгоревшие участки с участками вздыбленной земли, перемешанной с выкорчеванными кустами и молодыми деревцами. Видимо, тут была сдвоенная аномалия, она разрядилась как-то странно, изуродовав почву. А если аномалия сработала, значит, кто-то в нее угодил.