Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь я задам вопрос, если не хочешь, не отвечай. Стекла машины, на которой ты приехал, бронированные?
– Нет.
– Если бы я это знал, мы бы с тобой не разговаривали.
– Значит, тебе опять повезло, Счастливчик. И мне тоже.
Лаки захотел спросить, зачем Брюту понадобилась Ночка, но сейчас не время для любопытства – пусть он думает, что ее найти не удалось, так всем будет спокойнее. Выключать телефон Лаки не стал, просто прервал разговор, повернулся лицом к встречным машинам и поднял руку, надеясь поймать такси, чтобы попасть в Лесной городок, а потом наконец вернуться домой.
На войне, хирургическом столе и, пожалуй, в Зоне с любого атеиста слетает шелуха, и из-под лощеной маски с презрительно искривленным ртом выглядывает первобытный человек, скованный темным, глубинным страхом перед неизвестностью и самой смертью.
Примерно так думал Лаки, когда в прошлый раз ходил в Зону и слушал, как трещал тростник, колышимый ветром. Был сентябрь, и березы качали золотом листвы, паутинки на стеблях травы развевались крошечными флагами. С тех пор прошел месяц, Лаки потерял любовь, но приобрел жизнь, а повзрослел на две.
В прошлый раз у Зоны было плохое настроение, и всех сталкеров накрыла паника, сегодня Лаки раскрыл свои мысли, но не чувствовал ничего особенного. Знала бы девушка по прозвищу Кузя, как была права, когда говорила про характер Зоны!
Он избавился от артефакта, который изолировал его от Зоны, надеясь войти в резонанс, настроиться на нужную волну, но у него не получалось, будто бы Зона отвернулась от него, на ее месте он сделал бы именно так.
Лаки немного отошел от хижины Шалома, где забрал свою гитару, заплатив за ее хранение, попытался найти подходящее место. Лаки сам не знал, каким должно быть подходящее место, но рассчитывал его почувствовать. Взгляд остановился на огромной иве, которая еще не сбросила почерневшую листву и полоскала ветви в озерце с водой цвета асфальта.
Лаки залез под ветви ивы, вынул из рюкзака каремат, расстелил его, уселся и пробежал пальцами по струнам гитары, настроил ее и проговорил:
– Надеюсь, что ты когда-нибудь меня простишь, ведь я поступил с тобой несправедливо. Помнишь, я обещал сыграть тебе на гитаре? Ты слышишь? Нет? Прости, но не знаю, где тебя искать. Можно, это будет инструменталка?
Он играл мелодию, которую сочинил от безнадеги на флоте, когда полтора года, как и вся команда, терпел издевательства старпома Гука. Он вложил в музыку надежду на будущее, долгожданный ветер свободы. Как тогда, запахло морем, в лицо дохнуло солью, водорослями, свежей рыбой, закричали чайки, камнем падающие в воду, повеяло ощущением, что мир бесконечен, как и счастье.
Лаки старался поделиться чувствами с ней, и вкладывал душу в каждый звук.
– Ты ведь простишь меня? – шепнул он, когда закончил, убрал волосы с лица и почувствовал едва заметное прикосновение к сознанию. Подул теплый ветер, закачались ветви ивы, и Лаки показалось, что из глубины озера на него смотрят зелено-карие глаза Ночки.