Она недовольно сопела, но терпела.

Слава богу, выехать мы успели, но теперь надо было решить новую проблему.

Эвелина. Куда деть четырехлетнего ребёнка?!

— Мама, привет. Извини, что разбудила.

— Привет, Эви, но я не сплю. В больнице я. У меня же сегодня запись к кардиологу.

Блин, точно! Я нерадивая дочь, забывающая о походах матери к врачам.

— Прости, я забыла, — стараясь не врезаться в подрезавшую меня белую машину, резко выругалась.

— Ева! Манеры! — укоризненно отчитала мама.

— Прости, но у меня форс мажор сегодня. Сад закрыли на ремонт, там канашку прорвало. Можешь забрать Эву к себе?

— На долго-то ремонт?

— Вроде, на эту неделю.

— На всю неделю не смогу. У меня с четверга дневной стационар начинается с девяти до двенадцати.

Боже! Ну за что?!

— Хорошо, мам. Хотя бы на сегодня и завтра, а там договоримся.

— Ладно. Приеду через два часа к тебе на работу и заберу несчастного ребёнка.

— Спасибо, мам.

Спорить насчёт несчастности моей дочери бессмысленно.

Паркуюсь на привычном месте, бросила короткий взгляд на часы. Сорок минут. Опоздание достойного кандидата на увольнение в первую очередь.

— Побежали, Кнопочка. Правила помнишь?

Практически таща дочь за руку, мы скакали через лужи.

— Ага. Не шуметь, не бегать, не плакать.

Похвалила ребёнка за правильный ответ. Урок-то она выучила, да только всё равно регулярно нарушает его.

Перед входом тормознула наш состав, пытаясь выровнять дыхание. Старею. Уже и короткий забег с препятствиями вызывает лёгкую одышку.

У нас нет системы контроля прихода сотрудников, так как из пекарни могут и в пять утра прийти, если того требует заказ, а вся основная масса подползает к восьми.

Служебный вход был свободен, так что тихо двинула по коридору в свой скромный кабинет.

Прошмыгнули как мышки под носом у кота, но моя приоткрытая дверь сбила мой радостный настрой.

Нет! — кричала интуиция.

Деваться-то некуда!

Смело открыла дверь нараспашку, готовая на горький удар судьбы.

И он прилетел незамедлительно.

Аренский Богдан Анатольевич, лишенный любой эмоции, восседал на моём рабочем месте, что-то рассматривая в окне сбоку от стола. Может, ему моя орхидея приглянулась или наоборот …

— Доброе утро, Ева Леонидовна, — буднично начал он.

— Доброе утро.

Мужчина наконец-то развернулся ко мне полностью, но его взгляд был прикован к дочери, что стояла за мной, прячась за ногу.

Детские пальчики безбожно мяли отглаженные вчера вечером брюки, но у меня сейчас были куда серьезнее проблемы.

— И? Начинайте.

— Что? — тут же отозвалась я, хотя прекрасно поняла этот взмах хлыста.

Унижайтесь и кайтесь в своём свинском опоздании.

В мужских глазах появилось недовольство, но я молчала. Этот терминатор почему-то будил во мне всё самое плохое.

— Не что, а как? Как вы докатились до такой жизни?

Он серьёзно? Или у меня мой мозг тупит и как-то плохо читает между строк.

— Говно, — выдал мой рот.

Это не я! Блин блинский! Что со мной?!

После моего импозантного ответа на бездушном лице начальника даже удивление появилось.

— Жизнь говно?! — переспросил он.

— Жизнь прекрасна, а канализации в детском саду говно! Полное!

Меня будто бес за язык тянул. Мне бы надо раскаяние изобразить и слезу, но я как баран — упёрлась взглядом в его лицо и несла полную чушь.

— Вот, значит, как, — практически философски протянул босс. — А это?

Кивок в сторону притихшего ребёнка.

— Эвелина, моя дочь. Заберут через два- три часа.

Вот! А дальше ваш ход, сэр, — вопил мой внутренний зверёк, готовый сегодня крушить амбразуры голыми руками. И вообще, я сегодня из-за вас и проспала.

Наш молчаливый поединок взглядов длился не более пяти секунд, но как только обсидиан отпустил меня, я устало вздохнула.

Энергетический вампир! Мне что-то мама про таких людей вещала, но я слушала в пол-уха.

Босс поднялся с моего места, а я тут же двинулась в сторону из прохода.

— Хороший у вас вид из окна, Ева Леонидовна.

— Не замечала, но спасибо.

Боже, я сегодня себе на язык самой ядрёной горчицы с васаби намажу, а потом ещё сверху острым красным перцем посыплю. Завтра лучше немая буду ходить.

На мужчину больше смотрела, только на его свежий галстук и рубашку. Красивые.

— В пятницу в девять будет совещание руководителей. От всех жду отчёты за последние шесть месяцев, а от меня получите информацию о дальнейшей судьбе этого заведения и его сотрудников. Не опоздайте на чтение собственного приговора.

И вышел.

Только запах его парфюма остался витать в воздухе — горький, тяжёлый и запоминающийся с первого раза, так как второй раз уже не хотелось его ощущать.

— Мам, это кто? Ну дядя этот?

Голос Эвы вывел меня из транса.

— Это мой начальник, Кнопка, — устало вымолвила я.

Ребёнок отлепился от моей ноги.

— Ой, он такой мрачный, — задумчиво оповестила меня дочь.

Кивнула ей. Скинула пиджак на вешалку, стоящую в углу, чувствуя, как разгоряченная этой встречей сцена заставляет меня нервно потеть.

Приговор! Кажется, он так сказал. Ну они ведь не всегда бывают обвинительными, бывает людей и оправдывают. Идиотка ты, Ева!

У меня есть три дня, чтобы показать Аренскому, на что способны мои мозги.

Усадила Эвелину с цветными карандашами и альбом из её рюкзачка за свой стол, а сама принялась активно трудиться.

Вчера босс выразил неудовольствие насчёт витрин и пирожных, значит, надо за сегодня убиться, но исправить этот косяк.

Ева

Мама приехала только к обеду, и к этому моменту у меня уже дёргался глаз, а нервы были на пределе. Никто и ничего не хотел делать так, как мне надо было с первого раза. Кажется, одна Алёна сегодня соображала и активно мне помогала, а весь остальной коллектив впал в спящее состояние. Рабочий анабиоз — это новый вид бездействия.

Может, потому что сегодня опоздала и заявилась на работу с ребёнком только я? И у меня, как говорится, «горит пукан», а остальные плавают естественным планктоном в ожидании хищной рыбы. Не знаю!