Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, — мечтательно сказала жена после короткого молчания, — я уверена, что нам с тобой будут завидовать.
…Когда на свет появился сын, Михаил все-таки перешел на заочное отделение и поступил на работу. А Варя совсем оставила институт. В те вечера Михаил подходил к кроватке сына, ласково корил за то, что он не дает мамке доучиться, а тот в ответ только чмокал губами.
Он очень хорошо помнит, когда и с чего все это началось. Даже помнит настроение, с которым возвращался в тот день домой. Он шагал тропкой подле шоссе. Навстречу мчались машины, нежаркие лучи заходящего солнца брызгами раскалывались на стеклах кабин, золотили вянувшую придорожную траву. Перед глазами маячила глупая сцена: Подойников со злостью швыряет на пол сломанную папиросу и кричит на него, Михаила, который восстал против постройки временной узкоколейной ветки.
— Деньги угрохаем, а толку ни на грош. Над нами смеяться будут, — говорил Михаил.
В ответ Подойников запыхтел и приказал завтра же приступить к строительству.
— Научились играть в демократию! — кинул он вслед выходящему Михаилу.
В тот вечер Михаил не сомневался, стоит ли говорить обо всем с женой. Без такого разговора он не обрел бы душевной успокоенности.
Варя была дома. Увидев мужа, на минуту оторвалась от вышивки и снова проворно стала водить иглой.
Облачаясь в домашнюю куртку, Михаил заговорил:
— Поругался с Подойниковым. Прямо не знаю, что и делать…
Услышав фамилию начальника управления, Варя удивленно переспросила:
— С Василием Кузьмичом?..
— С ним, — подтвердил Михаил, — понимаешь, любит человек на кнопки нажимать.
Варенька мягко перебила:
— Разве нельзя без этого?
— Без чего?
— Ну, без этих стычек! — уточнила Варя, откладывая вышивку. Прислонившись к плечу мужа, добавила: — Начальников у тебя много, со всеми не переспоришь. А семья — одна…
Слова жены звучали приглушенно:
— Я хочу, чтобы у тебя на работе все, все было хорошо…
Варенька даже зажмурилась, словно желая полнее представить картину, которую рисовала в своем воображении.
— Я тоже этого хочу, — ответил Михаил, уже досадуя на то, что не сумел сразу вложить в свои слова точный смысл. Варенька, наверное, думает, что он поругался из-за пустяков.
— Ну, вот видишь, — обрадовалась та, — я же знаю, ты у меня умница.
Михаил потрогал пальцами обветренные губы, провел по подбородку и ощутил колючую щетину: «Надо бы побриться». Но вместо этого взялся за книгу. Прочитал две страницы, посмотрел на Вареньку, которая укладывала Сергейку спать.
«Вдруг Подойников прав? Может быть, я чего-то не додумал?..»
После долгих хлопот Михаил получил отдельную квартиру. Втроем в двух комнатах было непривычно. Все казалось, что вот распахнется дверь и кто-то войдет во вторую, большую комнату.
Побывав на Октябрьских праздниках у тещи, пригласили ее к себе. Валентина Антоновна вначале отказывалась, говорила, что не привыкла сидеть на чужой шее, но Варенька, целуя мать, выговаривала:
— Мамочка! Ну, как тебе не стыдно? Миша, скажи ей что-нибудь…
Михаил говорил, что у Валентины Антоновны преклонный возраст и ей пора отдохнуть от работы. А Вареньке будет веселее. Может, она институт закончит.
Валентина Антоновна надолго умолкала, расплетая какие-то свои думы, а потом вскидывала брови, отчего лицо ее принимало не то удивленное, не то хитрое выражение и опять говорила:
— Сами как-нибудь управитесь. Я лучше в гости буду ездить…
Наконец Валентина Антоновна согласилась.
Вечером, когда Михаил усаживался после ужина на диван выкурить папироску-другую и послушать пластинки, Варенька показывала салфетки с начатой вышивкой и обещала:
— Погоди, вот мама приедет, начну вышивать болгарским крестом. Ты еще узнаешь, какая у тебя хозяйка!..
Михаил радовался домовитости Вареньки. Только иногда в душе возникала тревога: жена, бросив институт, ни разу больше не заводила о нем разговора.
Через неделю после приезда Валентины Антоновны, в воскресенье, отправились в однодневный дом отдыха.
День выдался на редкость хороший. Солнце, казалось, остановилось в лазурном небе, чтобы щедро обогреть все: землю в щетинистых зеленых рощах; поляны в их затейливом цветном уборе; озера, отливающие плотной синью; людей, жадных и до воды, и до солнца, и до полевых пахучих цветов.
Ни ветра, ни облачка. Волнистые очертания гор, прибрежные заросли, остров тонули в густом мареве.
Словоохотливая горничная, тетя Дуся, рассказывала им, кто построил этот затейливый деревянный дом в старинном русском стиле — с коньком, островерхими башенками и верандой, множеством выходов, ниш и углублений. Дом принадлежал богатому мукомолу. По его прихоти на остров издалека завезли липы, и они прижились здесь, потеснили белоствольные березы с поникшими в тихой печали ветвями.
— Теперь-то многое порушено, — закончила тетя Дуся и покачала головой. — Неладно как-то: жил один человек, для него — и водопровод, и ванная, и еще што хошь. А ноне все не соберутся поправить. Говорят, какая-то дотация. А по мне, наплевать на эту дотацию, ежели хотят жить, как добрые люди.
Михаил вспомнил про дотацию, когда плыл с Варенькой в легкой двухвесельной лодке к камышовым зарослям посреди озера.
— Хорошая, видно, эта тетя Дуся, — задумчиво сказал он, неторопливо работая веслами.
Варя, опустив левую руку за корму, цедила сквозь пальцы мутноватую воду.
— Хорошая? А по-моему, она старорежимная.
— Почему ты вдруг решила? — с недоумением спросил Михаил и, чтобы смягчить укор, прозвучавший в словах, добавил: — Я замечал, что старые люди очень любят порядок. Уж если сделано что — значит, надо беречь, охранять. Правда, Варенька?
Варя согласилась. Михаил подумал, что она всегда легко соглашается с его словами, если они не касаются их семейной жизни.
Жестко поскрипывали в уключинах весла, тонкими ручейками сбегала с весел вода, когда они медленно поднимались в воздух.
Слушая однообразный скрип уключин, Михаил думал о недавнем случае. В тот вечер они были в драмтеатре. Во время антракта сидели на диване в фойе и ели мороженое. Вдруг Варенька толкнула Михаила в бок и указала взглядом на удаляющегося мужчину. По широкой спине, по расставленным в стороны локтям Михаил узнал Подойникова.
— Прошел и даже не кивнул, — переходя на шепот, заметила Варя. — Вот как он тебя уважает…
Михаил неохотно заметил, что Подойников всех так уважает, но Варенька с неожиданной досадой перебила:
— Не оправдывайся. Просто ты не умеешь себя поставить…
Позже Михаил не возвращался к этому разговору. Как-то неловко доказывать жене, что он, ее муж, хороший, а Подойников — плохой. А ведь Варя в сущности