И вот солнце взошло достаточно высоко, чтобы осветить дальний берег реки. Оранжевое облако заискрилось, точно хворост, занимающийся огнем. Полыхнуло жаром, туман возгорелся и поджег самый воздух. Под действием вакуума у Арлена пересохли глаза и раскраснелись щеки, но он не отвернулся бы даже ценой своей жизни. Демоны причинили миру столько горя, что Арлен не уставал и не упускал случая полюбоваться их расплатой за совершенное зло.

Когда огонь угас, он осмотрел стоянку, большая часть снаряжения оказалась либо разорванной и разломанной демоном, либо сгорела, когда тот подпалил воздух. Для большинства утраченных предметов имелась замена, и запасные лежали в круге Утреннего Ветра, но этот единичный дохлый демон сожрал львиную долю будущей прибыли от продажи посуды.

Если еще осталось что продавать. Арлен поспешил в мастерскую Дравази, где обнаружил, как и боялся, что перебито едва ли не все. Он обыскал остальные саманные строения и нашел гору посуды, но сплошь незатейливой и сугубо практического назначения. Бахаванцы жили торговлей и не расходовали творческий дар на вещи, которыми пользовались сами. Ему повезет, если хотя бы покроет издержки.

И все же, несмотря на разорение и боль, Арлен выехал из ущелья воодушевленным. Он повидал место, где двадцать лет не было ни души, сразился с его демонами, выжил и сложит об этом повесть.

«Однажды удача изменит тебе», – напомнил отцовский голос.

«Возможно, но не сегодня», – откликнулся он.

Тяжело опираясь на костыль, Аббан хромал через большой базар Форта Красия, что в Копье Пустыни. Купец был тучен, но даже без этого не положился бы на увечную ногу.

На нем красовался желтый шелковый тюрбан с бурой войлочной шапочкой. Под бурым замшевым жилетом Аббан носил просторную рубаху из ярко-синего шелка, а его пальцы унизывали кольца. Шаровары того же желтого шелка, что и тюрбан, поддерживал пояс, расшитый драгоценными камнями, а ложе костыля было сделано из гладкой белой слоновой кости в виде первого верблюда, которого он купил, так что подмышка укладывалась между горбов.

Базар протянулся на мили вдоль внутренних городских стен. На его жарких, пыльных улицах не было видно конца и края палаткам, шатрам и загонам, где выставили на продажу еду, приправы, благовония, одежду, ювелирные изделия, мебель, скот, вьючных животных и все прочее, чего только мог пожелать покупатель.

Если Лабиринт, скрывавшийся за стенами, создали, дабы даль’шарумы ловили и умерщвляли всех до единого демонов, что рвались во внутренний город, то базар задумывался как ловушка для покупателей, сбивающая их с толку перед атакой торговцев. Ошеломляющий выбор товаров и агрессивность продавцов ломали волю и развязывали кошельки даже самых привередливых, а то, что выглядело выходом из базара, часто оказывалось тупиком, так как сквозные проходы то и дело перекрывались непоседливыми палатками. Заблудиться случалось даже тем, кто знал базарные закоулки как свои пять пальцев.

Но только не Аббану. Базар – его дом, а навязчивые выкрики торговцев – воздух, которым он дышал. Он заблудился бы на базаре не скорее, чем Первый воин – в Лабиринте.

Аббан родился в семейном шатре, в самом центре базара. Его бабка была повитухой, а отец, Чабин, не закрывался и не прекращал торговли даже под негодующие вопли жены. Он не мог позволить себе убытки, особенно с лишними ртами в семье.

Аббан запомнил Чабина как человека хорошего – трудягу, что старался прокормить семью, хоть трусость и сделала его негодным к военной службе, а духовенство сочло недостаточно верующим.

Получив отказ в этих поприщах, которые единственные и считались достойными красийца, отец Аббана был вынужден гнуть спину дни напролет и заниматься, как женщина, тяжелым трудом. Он стал хаффитом, человеком без чести, которому заказан путь в райские кущи Эверама.

Но Чабин беспрекословно выдержал это бремя и превратил крохотную палатку с некондиционными безделушками в процветающее предприятие, с клиентурой даже в Зеленых землях на севере. Он преподал Аббану математику и географию, обучил рисованию меток и языку землепашцев, чтобы торговаться с их вестниками. Многому научил, но в первую очередь – страху перед дама. Урок стоил ему жизни.

Дама, клирики Эверама, занимали высшую ступень в иерархии красийского общества. Они носили белоснежные одежды, видные издалека, и выступали посредниками между людьми и Создателем. Дама имел право немедленно и безвозбранно убить члена любого племени, если подозревал его в неуважении к себе или священным законам.

Аббану исполнилось восемь, когда убили отца. В палатку пришел за покупками северный вестник по имени Коб, которому предстоял обратный путь. Он был важным клиентом и обеспечивал связь с товаропотоком из Зеленых земель. Аббана приучили обращаться с ним как с принцем.

– По дороге сюда испортил круг, – сообщил Коб, прихрамывая и опираясь на копье. – Мне нужны веревка и краски.

Чабин щелкнул пальцами, и Аббан, вручив отцу баночку с краской, побежал за веревкой.

– Я успел укрыться в запасном, но проклятый песчаный демон откусил мне полступни, – пожаловался Коб, показывая забинтованную ногу.

Отвлекшись на нее, ни Чабин, ни Коб не заметили проходившего мимо дама.

Зато их заметил дама – особенно отметил, что отец Аббана не отвесил низкий поклон, положенный хаффиту в присутствии духовного лица.

– Кланяйся, грязный хаффит! – гавкнул сопровождавший дама даль’шарум.

Чабин, вздрогнув, крутанулся на месте и нечаянно плеснул краской на чистые белые одежды дама.

На миг показалось, что время остановилось, а затем взбешенный дама перегнулся через прилавок, схватил Чабина за волосы и подбородок и резко повернул. Раздался хруст, словно треснул сучок, и отец Аббана упал замертво.

С тех пор прошло четверть века, но Аббан живо помнил звук.

Когда Аббан подрос, его заставили учиться на воина, чтобы не разделил судьбу отца. Но хотя каста Чабина не наследовалась, Аббан показал себя таким же трусом и слабаком. Он был совсем зеленым, когда покалечился в ходе суровой подготовки, его отбраковали и превратили в хаффита.

Минуя шатры, Аббан кивал то одному, то другому купцу. Торговали главным образом женщины, закутанные в черное с головы до ног, хотя встречались и такие же, как он, хаффиты. Подобно Аббану, они легко узнавались по яркому платью, хотя все носили простые бурые шапочки и жилеты в знак своего сословия. Кроме хаффитов, так броско одевались только женщины, и то лишь в женском обществе или наедине с мужьями.

Если торговки и презирали хаффита Аббана, то вида не подавали. Аббан унаследовал от отца не только слабые, но и сильные качества, и с тех пор, как возглавил семейное дело, оно разрасталось год от года. Оскорбить его означало неминуемо разориться, ибо тучный хаффит наладил связи и вел дела со всем базаром и городами за сотни миль к северу. Львиная доля товаров из Зеленых земель проходила через руки Аббана, и любому, кто хотел получить доступ к доходной экзотике, приходилось держать пренебрежение при себе.