Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не наелся? — встревожилась Кристина, подходя к Авелине. София же замерла в дверном проёме.
— Вроде наелся, мледи, грудь больше не берёт, но чего-то хнычет… — пожала плечами кормилица. — Пелёнки я ему поменяла, осталось только уложить.
Кристина приняла от неё на руки большой свёрток одеял и пелёнок, посреди которых виднелось залитое слезами личико Джеймса-младшего. Женщина тут же поцеловала его, прижала к себе, надеясь, что ощущение материнского присутствия, тепла и любви его успокоит. Молча кивнула Авелине, и та, сделав неумелый реверанс сначала самой Кристине, а потом освободившей проход Софии, быстро удалилась.
— Ну что, маленький мой, будем ложиться? — Кристина чуть отстранила от себя младенца, отчего он заревел уже громче. — Зайчонок, надо спать, — улыбнулась она.
Услышала сзади шаги — София несмело подошла к ней, приглядываясь, будто хотела рассмотреть в мальчике что-то необычное. Во взгляде её плескались тем временем совершенно разные эмоции — от умиления и явного интереса до глубокой, болезненной печали.
— Какие глаза у него красивые, — заметила она вдруг.
— Да, необычно получилось, — хмыкнула Кристина, будто они с Генрихом, вообще-то, изначально планировали сделать просто зеленоглазого ребёнка, в отца, но случайно что-то пошло не так, и один глаз внезапно приобрёл серый цвет. Впрочем, объяснение этому было: у матери Кристины, леди Лилиан, были серые глаза, и Джеймс мог унаследовать цвет именно от бабки. — Хочешь подержать? — предложила она, и София отпрянула.
Однако тут же уверенно кивнула и протянула руки, осторожно принимая младенца. Впрочем, опыт обращения с детьми у неё явно имелся: у Софии был младший брат, Роэль, нынешний барон Даррендорф, а разница в возрасте у них была в целых тринадцать лет, так что девушке наверняка не раз доводилось качать его на руках, и она прекрасно знала, как правильно держать ребёнка.
София улыбалась малышу и что-то нашёптывала, но Кристина видела, что в глазах её собирались слёзы, а губы дрожали — она готова была вот-вот заплакать на пару с младенцем. Женщина погладила её по спине в знак поддержки, понимая, что никакие её слова и жесты не смогут унять эту тоску бедной Софии.
Та уложила ребёнка в кроватку — тот затих, перестал хныкать и закрыл глазки, погружаясь в свой тихий младенческий сон.
— Как ты с ним хорошо поладила, — заметила Кристина.
Она чуть подтолкнула качку и, чтобы лучше спалось, тихонько пропела:
— Из кувшина через край
Льётся в небо молоко…
Спи, мой милый, засыпай,
Завтра ехать далеко.[3]
— Да, вот только… — София решилась заговорить лишь спустя пару минут после того, как Кристина закончила петь колыбельную. Но отчего-то не договорила — тяжело вздохнула и быстро стёрла всё-таки пробежавшую по щеке одинокую слезинку.
— Ну не плачь, не нужно… И у тебя обязательно будут дети. Вы же совсем недавно поженились…
— Уже почти год, — возразила София. Обе они говорили тихо, приглушёнными голосами, чтобы не разбудить Джеймса, но сейчас она не выдержала и заговорила громче: — Мы поженились прошлой весной, и всё это время у меня ни разу не получилось. Есть ли смысл вообще надеяться, что получится в дальнейшем?
Не зная, что ответить, Кристина лишь сжала её плечи, ловя потускневший взгляд. Она понимала, что утешения, убеждения в том, что всё ещё впереди и не стоит отчаиваться раньше времени, могли не только не подействовать, но и навредить, ввести Софию в ещё более глубокую тоску, из которой не найдётся выхода. И очень боялась, что случайно скажет что-то не то и тем самым обидит подругу.
— Но вообще… — Кристина слабо улыбнулась. — Сама видишь, что растить детей не так просто, как может показаться. Джеймс, например, очень нервный, часто плачет и капризничает…
— Да я на всё готова! — прервала её София, покачав головой. — Я знаю, что во время беременности может быть очень плохо, и тошнит, и устаёшь быстро…
— И зубы страдают, — подтвердила Кристина, не убирая улыбки. — У меня один коренной шатается, другой почернел… А Авелину ты сама видела — у неё и передних нет.
Она, конечно, и не надеялась как-то переубедить подругу этими рассказами о нелёгкой судьбе беременной женщины. Было видно, как сильно София хотела детей и как переживала из-за того, что не могла зачать. И если утешить её хоть и нелегко, но возможно, то отговорить… Да и зачем отговаривать, зачем призывать смириться, если им с Хельмутом наследник нужен так или иначе?
— Я и роды видела, — продолжила София, — когда мама рожала Роэля. Видела, как это больно и… и грязно… И как мама при этом страдала. И я готова… — повторила девушка и опустила голову. — Я готова пережить всё это, или даже, наоборот, не пережить, лишь бы только у нас с Хельмутом был сын! — Неожиданно она улыбнулась: — Такой же белокурый и голубоглазый.
Кристина не ответила, не зная, что сказать. Да, она сама буквально полгода назад думала так же и готова была многим пожертвовать, в том числе здоровьем и возможностью владеть мечом, лишь бы дать жизнь своему сыну… Слава Богу, что в итоге ничем жертвовать не пришлось, беременность и роды прошли вполне благополучно, Джеймс родился здоровым и крепким, а она быстро оправилась. Но слова Софии поразили её до самого сердца. Её жертвенность, упорство и это бесконечно сильное желание завести детей не могли не восхищать.
— Пока меня не будет, — Кристина коснулась её влажной от слёз щеки пальцами, заставляя поднять голову, внимательно взглянула в глаза, — присмотри за Джеймсом, пожалуйста. Авелина, конечно, очень хорошая и исполнительная, но и она не всесильна и может устать. К тому же у неё своих детей — семеро по лавкам.
София так и засветилась, уголки её губ поползли вверх, а в глазах вспыхнул поистине детский восторг.
— Конечно, миледи, — закивала она. — Я вас не подведу, обещаю!
Прижимая Софию к себе, Кристина услышала, как быстро и радостно бьётся её сердце в предчувствии долгих дней, полных одновременно и тревоги за подругу, и счастья общения с малышом.
Глава 2
Кристина легла действительно рано, однако спать ей почти не хотелось — слишком много мыслей разрывало голову, слишком сильное волнение перед походом она испытывала… Но желание показать себя никуда не делось, уверенности в себе тоже особо не убавилось, и все эти противоречивые чувства в итоге мешали спать.
Генрих вернулся в постель чуть позже, чем она. Сначала он, видимо, решил, что Кристина уже уснула, и поэтому вёл себя довольно