Я вырвался из толпы бегущих и направил коня вдоль реки, в ту сторону, куда увёл служанок (или кем они жили там, в замке?). Гоняться за одиночным дезертиром никому резона не было, и я добрался до нужного места без приключений, как-то даже слишком просто. Одним взмахом перерезал подпругу, сбросил седло и скомандовал девицам:

— На коня, БЫСТРО!

— Мы не умеем, — пропищала малая.

— А как без седла? — удивилась старшая.

О, господи, лик твой ясен! Я обхватил её за талию и под коленки, рывком поднял и усадил на коня боком — она только взвизгнуть и успела. Лишь на миг меня окурило ароматом свежего, молодого девичьего тела, мягкого на ощупь, но голова уже успела слегка помутиться. Мда, давненько я без подружки, похоже… Младшая, наоборот, сама с улыбкой полной готовности подняла руки, и была усажена рядом с первой. Оставалось найти место и для себя: я кое-как, сгибая левую ногу в колене и опасаясь сбить наземь младшую, всё-таки забрался через холку и пустил коня вскачь. Девчонки сразу же прилипли к моей спине: меня обхватило четыре руки. Я вёл скакуна очень осторожно, так как старшая оказалась в самой неудобной позе и запросто могла сверзиться наземь.

Езда втроём — только лошади мученье. Вся высокая теория о единения коня и всадника в этом случае оказалась бесполезной. Но и пешком я босых девок никуда бы не довёл, так что жаловаться было великий грех.

Ближайшая деревня располагалась всего лишь в нескольких верстах от замка, а добрались мы туда только к обеду. По пути нам встретился конный патруль, пытавшийся меня доконать, но я дал такой ответ, в котором оказалось лишь два приличных слова: «приказ командира». Наверное, нас не задержали только потому, что мы все трое оказались перемазаны так, что конники побоялись испачкаться. Или с полоумным наёмником связываться не захотели.

Едва только мы удалились от дотошного патруля на приличное расстояние, как малая пшикнула и сорвалась ехидно хихикать. Старшая смолчала, но я через её пальцы ощутил чисто физически, каких неимоверных сил ей стоило сдержаться от смеха.

— Сударь, как вы можете говорить такие слова при ребёнке! — высокопарно воскликнула она, наклонившись к моему уху.

Да уж, близость благородных людей портит даже бывалых кухарок. Экие слова знает! И ведь, небось, сама и читать-то не умеет…

— Пардон, сударыня, — кое-как ответил я, книжек в детстве почитавший. — Люди мы тёмные, в баню редко ходим, политесам не обучены. Был вынужден с быдлом изъясняться языком, ему понятным. А не то закатали бы нас, куда надо…

Младшая опять захихикала. Старшая тоже не удержалась, прыснула и ещё крепче вцепилась в меня, чтобы не свалиться.

Вот так, балагуря и веселясь, мы и въехали в деревню.

Я направил коня к дому местного старосты, спешился, постучал в ворота.

— Чево надоть? — выглянула на улицу сердитая баба.

— Хозяин дома?

— Дома, где ж ему быть-то? С вашими войнами и сена не накосишь: кругом все вооружённые ходють, того и гляди живота порешат. Только дома и сидеть, — в погребе.

— Зови сюда! Дело военное!

На улицу вышел хромавший мужик, оглядел меня хмуро: салага из себя командира корчит, а ему, уважаемому человеку, надо задницу от завалинки отрывать.

— Возьми двух девок из замка, накорми. Когда всё закончится — вернёшь их обратно. Головой ответишь!

Мужик поджал губу и глянул мне за спину.

— Батюшки, велик Пресветлый наш! Так это же… Вот радость-то! — мужик вдруг стал невозможно слащаво-елейным, хоть в чай его добавляй вместо сахара. Согнулся, и как будто бы воображаемый картуз с головы смахнул, хотя вышел с непокрытой головой.

Я опешил: родственницы его, что ли? Радуется, что они живыми выбралась?

— Да ты что сидишь дурнем?! — заорал на меня староста. — Ты что, не видишь, КТО тут?!! Помоги слезть их милостям!

Две соплячки, и чего? И тут до меня начало потихоньку что-то доходить… «Их милостям!» Но как?! Ведь они же были одеты в какие-то застиранные рубашонки, едва-едва не в дырках!

Я совсем растерялся. Зато хромой быстрее стрелы заскочил во двор, вынес скамеечку, подставил к коню. Засуетившаяся и враз подобревшая хозяйка стала помогать девочкам спускаться наземь. На меня никто уже внимания не обращал, как будто я тут был пустое место.

Девушки пошли во двор, не оглядываясь, опекаемые с двух сторон хозяевами, болтавшими без умолку. Я молча развернулся и поскакал прочь, весь в разобранных чувствах.

Так как спасение родственниц хозяина замка (дочерей, наверное), который числился не последним человеком в стране — это дело серьёзное, я сразу же принялся искать нашего главнокомандующего. Он был уже в замке, в обеденном зале — принимал капитуляцию. Тут же стоял и сам хозяин замка: это выяснилось, когда я сделал невразумительный рапорт «их милости, в количестве двух девиц, доставлены мной в деревню такую-то!»- этот человек, одетый совсем просто, сразу дёрнулся ко мне, ухватил за грудки, встряхнул:

— ЧТО С НИМИ?!

— Не извольте сомневаться, Ваша Милость, в полном здравии и не ранены.

Хозяин сунулся в карман, но спохватился и лишь грустно улыбнулся уголком губ.

Вот так и получилось, что за спасение прекрасной девицы, — даже двух, — я не получил ни шиша. Совсем. Мой сволочной десятник не внёс меня в список участников штурма («А я знаю, што ле, чем ты в тот день занимался?!»), от «волков» мне премия не светила изначально, а счастливый отец оказался обобран до нитки, — одна душа у него и осталась — и тоже не мог мне заплатить. Уже потом до нас дошёл королевский указ: Его Величество выражал глубокую благодарность «отряду волков» за спасение его личного друга и всех его домочадцев от лютой смерти и жаловал им некислую денежную награду. Хотя «волки» сами по себе не спасли никого: не найдя хозяина замка, они пробились на парапет крепостной стены и не дали её защитить на том участке, где сами встали в оборону. В итоге они потеряли своих людей убитыми больше половины, но наши войска в этом месте лезли на стену, как в окно к себе домой.

Друга короля и его жену нихельцы использовали как живой щит, для получения почётной капитуляции. Ну, все «уважаемые» остались живы-здоровы — и слава Пресветлому. А мы — что, мы — люди маленькие, мы уж как-нибудь себе на кусок хлеба насущного заработаем.

А всё-таки старшенькая была так ничего себе… Остроумная.

И вот я, в королевских кругах человек малоизвестный, в тот самый день заезжал в ворота столицы Нихелии, против которой когда-то азартно воевал несколько лет, мечтая, чтобы все нихельцы, до единого, оказались бы перебиты. Потом моя страна с ней помирилась и начала воевать рука об руку с другими странами, да так, что сам Нечистый не разобрал бы: кто, кого и за что лупцевал.

Ещё издалека стало заметно, что в столицу из наёмников еду не только я один: желающих повоевать пока хватало. Поэтому одуревшая стража на воротах не обратила на меня ни малейшего внимания: дал деньгу за въезд — и всё, езжай дальше, не задерживай очередь. Значит, сама война начнётся явно не завтра, раз ещё столько вояк не успели дойти до армии. Зато какая-то мелкая, грязная, наверняка блохастая собачонка залилась на мою лошадь тонким, истеричным лаем, то и дело бросаясь под копыта, но Чалка только ухом повела, кося презрительно взглядом. Я тоже глянул: около ворот сидело с десяток убогих нищих, разморившихся за день, тупо глядевших на свои шапки для подаяний. Шавка подбежала к одному, виляя хвостиком, как будто совершенно про нас позабыв.