Как хотелось Дмитрию на фронт! Отказали. Побережье надо охранять. Да, надо. От села Маяки на Днестровском лимане до города Очакова почти двести километров, а в батальоне… Негусто людей. И снабжение… Губком партии наградил батальон Почетным Красным знаменем — только за последнее время пограничники отбили пять белогвардейских десантов. При вручении знамени людей надо будет построить, а в чем? Брюки и гимнастерки в заплатах, обувь не у каждого. Командир батальона Герасимов поехал в Николаев, в штаб командующего морскими силами Юго-Западного фронта. Может, удастся там получить что-нибудь. Да, дела…

Тряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли, снова взялся за строительные конструкции. А тут телефонный звонок и голос адъютанта:

— Карабуш! Карабуш! Отвечайте!..

Неуспокоев мгновенно натянул сапоги, бушлат, на ходу перебросил маузер через плечо — и вниз.

— Что такое?

— На посту что-то случилось. Позвонили — и молчат…

— Тревога!

Один за другим выбегают заспанные красноармейцы дежурного отделения, шофер выводит со двора крохотный полугрузовичок «пежо», и вот помчалась машина по пустынным улицам города, выскочила в степь. В желтоватом конусе света от фар возникают и снова скрываются в темноте то поломанные телеграфные столбы, то кучи прошлогодних перекати-поле, то огромные, как деревья, чертополохи.

Неуспокоев ничего не замечает, одно у него в голове:

— Скорей! Скорей! Скорей!

Но как ни напрягал «пежо» свой не очень-то мощный мотор, на пост прибыли, когда короткая летняя ночь была на исходе. Из серой дымки вырисовывались обрывистый берег, а внизу поседевшее от предутреннего ветра море.

И только показался пост, сразу заметили — неладно там: болтается на одной петле сорванная дверь, выбито окно. Бросились к будке, и внутри все разгромлено: порваны сигнальные книги, разбросаны флаги, разбит телефонный аппарат, на полу, в луже уже запекшейся крови, лежит телефонист с разрубленной головой.

Почти у самого берега красноармейцы обнаружили часового Гвоздева и подчаска Недолю. Семен Гвоздев лежал на спине, выражение лица его было сурово, словно он сердился за то, что ему не дали совершить всего предназначенного. И винтовку крепко сжимал в окостеневших пальцах — не отнимешь.

Тимофей уткнулся в землю ничком, как будто прилег отдохнуть на жухлую траву; винтовка, лежащая рядом, казалась непомерно большой в сравнении с его — щупленькой фигуркой. Один из красноармейцев повернул его:

— Да он еще жив! Дышит!..

— Сделать перевязку и немедленно в госпиталь, — распорядился Неуспокоев. — Да скажите там, чтобы берегли его пуще глазу!..

А сам с несколькими красноармейцами остался на посту до прибытия смены.

Дмитрий еще раз осмотрел все внимательно. Что ж, картина ясна: высадились белогвардейцы. Разгромили пост, убили в перестрелке часового, ранили подчаска. Погиб и телефонист. А может, тут высадились две группы?

Да, но где начальник поста, где остальные красноармейцы? Почему высадились именно здесь? Сколько человек, куда они направились? Несомненно, в какое-то село или в немецкую колонию — до города слишком далеко отсюда, трудно добраться незамеченными.

Вышел на берег моря. Место, где приставала шлюпка — или их было несколько? — волны сгладили, но дальше, под обрывом, остались следы. Те же, что и у Чубаевки и у Санжеевой балки — от английских ботинок; почти все белогвардейцы такую обувь носят.

«Следы здесь начинаются у моря… Но куда они введут, куда? — ломал голову Неуспокоев. — Может, попытаться найти следы в степи? Да где их найдешь — вот уже полтора месяца дождя нет, земля как каменная. Хотя вот, начал накрапывать. Впрочем, этот дождь не поможет: смоет и то, что еще можно было бы заметить…»

Вздохнул Неуспокоев, вернулся на пост и, разостлав на столе карту, принялся изучать близлежащие селения. А на горизонте, среди клубящихся туч, словно дразня, покачивался вражеский миноносец.

Глава III

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Врач с сомнением покачал головой:

— Слаб ты, парень. Надо бы еще полежать с недельку…

Тимофей и сам чувствовал — пошатывает его, и после двух-трех десятков шагов на лбу появляется испарина. Но вспомнил, что ребята на постах дежурят без смены, вспомнил, как им трудно приходится, и опять попросил:

— Выпишите!..

— Ну что же… Коль настаиваешь…

Получил Недоля направление в свой батальон, и сердце заныло: надо сразу же идти к Неуспокоеву. Куда ни кинь, а виноват. Прохлопал, и за это по головке не погладят.

Да, неладно получилось… Распоряжение уполномоченного особотдела Неуспокоева — беречь раненого подчаска пуще глазу — в госпитале выполнили буквально: поместили его в палату для арестованных. Впрочем, Тимофей, когда очнулся, и внимания не обратил, что на окнах решетки, — мало ли где ему приходилось за эти годы лечиться: и в больнице, и в вагоне, и просто на соломе в омшанике, за тонкой стенкой которого кудахтали куры и похрюкивал поросенок. Одно только его удивило — людей мало в палате: он и еще двое.

Поел, потом попросил у сестры книгу. Принесла что-то совершенно растрепанное, без начала и конца. Оказалось, «Война и мир», второй том.

Читал недолго: замельтешили какие-то черные мухи перед глазами. Незаметно задремал. Проснулся — снова за книгу, но тут к нему подсел один из больных.

— Ты кто? — спросил свистящим шепотом.

— Как кто? — не понял Недоля. — Красноармеец…

— Это я понимаю, — улыбнулся больной, — а вообще ты кто?

— Да говорю же — красноармеец…

— Ну чего ты скрываешь!

— Я не скрываю.

— Говори! Очнулся и сразу же за книжку. Да не за Демьяна Бедного, а за графа Толстого. И в арестантской палате… Тоже мне — красноармеец!

Помолчал и, понизив голос:

— Скрывай — не скрывай, а отсюда один путь — к Реденсу [5]. А тот — прямым сообщением в штаб Духонина…

Улыбнулся как-то загадочно и совсем уже приглушенным шепотом:

— Вот мы решили отсюда того…

— Да оставь ты его, — прервал другой голос. — Видишь, слаб человек. Только обузой будет…

Из этого разговора Тимофей ничего не понял и сразу же забыл о нем, углубившись в книжку. Потом пришел Неуспокоев, распорядился перевести Недолю в общие палаты и долго расспрашивал о событиях на посту. Да что мог Тимофей сказать? Только то, что видел и слышал.

— А куда Арканов делся?

Этого Недоля не знал.

Неуспокоев остался недоволен. Пообещал еще прийти и просил вспомнить все хорошенько.

Этой же ночью из арестантской палаты те двое убежали. Готовились, наверное, не один день: успели и решетку перепилить, и веревку из простынь связать — палата была на третьем этаже.

Крепко ругался Неуспокоев. Дежурных врача и медсестру пообещал посадить, да и главврачу досталось, почему не сообщил, что они уже поправились. И к Тимофею подсел:

— Ты вместе