– Приемы и красивые платья, – прошептала Чарити.

– А что такое венецианский завтрак? – спросила Грейс.

– Какая разница, – пожала плечами Хоуп. – Уж определенно это не овсянка.

– Как мне хочется послушать оперу, – восхищенно вздохнула Фейт.

– Но как нам это удастся? У нас нет средств, Пруденс, – сказала практичная Хоуп. – У нас даже не хватит денег, чтобы одна добралась до Лондона.

– Нас спасут мамины украшения, – объяснила Пруденс. – Ее гранатовый браслет поможет нам купить билеты. – Она немного виновато посмотрела на сестер. – Я продала его несколько месяцев назад на этот случай.

– Значит, мы сможем отправиться в Лондон, – выдохнула Чарити.

– Именно так. – Пруденс улыбнулась. – И если одна из вас найдет богатого, красивого, доброго и любящего мужа, надеюсь, она не откажется передать свою часть маминого наследства, чтобы поддержать других, правда?

– Конечно! Это звучит так заманчиво. Ты тоже можешь найти себе красивого мужа, Пруденс, – добавила Хоуп.

– Хоуп! Ты забыла про Филиппа? – Чарити была шокирована предположением младшей сестры.

– Ах да, Филипп, – поправилась Хоуп. – Конечно, Филипп. Когда пришло его последнее письмо, Пруденс?

– Полгода назад, – с достоинством ответила самая старшая из сестер. – Но вы знаете, как медленно идут письма из Индии и как ненадежна почта. Пароход идет несколько месяцев, а если он потонет...

– Да-да. Почта доходит нерегулярно, – согласилась Чарити. – Но когда он...

– Я уверена, что он приедет. И тогда мы поженимся и наконец будем в безопасности, – твердо сказала Пруденс.

Возникло короткое молчание.

– А я от Филиппа не завишу, – объявила Хоуп. – И собираюсь приложить все усилия, чтобы найти себе мужа в Лондоне. Я хочу ходить на балы и носить роскошные наряды, а не ходить в этих домотканых платьях. Я собираюсь танцевать вальс с красивым мужчиной! Я хочу отчаянно влюбиться, как папа и мама.

Сестры молча обдумывали ее страстное желание. Пруденс первая пришла в себя:

– Танцевать вальс, Хоуп? Поскольку ни одна из нас вообще не умеет танцевать, о вальсе не стоит беспокоиться.

– Меня это не волнует. Не знаю, как это случится, но я буду танцевать вальс! – с вызовом заявила Хоуп.

– Наверное, тебе нужно написать в письме, Пруденс, чтобы дядя Освальд нанял нам учителя танцев, – предложила Фейт.

Грейс поморщилась.

– Тогда, глупенькая, он сразу догадается, что письмо подложное. Ты можешь себе представить, чтобы дедушка предложил нечто подобное?

– Дедушка определенно не станет просить дядю Освальда учить нас танцам, Фейт, – улыбнулась Пруденс. – Слушайте дальше.

Она взяла со стола письмо.

– «Брат мой, поскольку музыка и танцы – порождения дьявола, призываю тебя не развращать девочек подобными греховными деяниями. Я воспитал их в самых строгих моральных принципах. Но поскольку они женщины, а значит, глупы, легкомысленны и легко поддаются слабостям, ты должен тщательно следить за ними и не давать им сбиться с пути».

– Что?! – задохнулась Хоуп? – Ты с ума сошла?

Пруденс подмигнула и продолжила чтение:

– «Поэтому, брат, как глава семьи, я запрещаю тебе вывозить моих внучек на балы, рауты, музыкальные вечера и тому подобные греховные увеселения. Я лишь хочу, чтобы ты проследил, чтобы они нашли себе скромных, здравомыслящих мужей с подобающим образом жизни, воспитанных в строгой морали и с хорошим состоянием. Пожилые мужчины предпочтительнее молодых бездельников».

– Но это ужасно! – запричитала Хоуп. – Не нужен мне старый сварливый муж с твердыми принципами. Молодой бездельник звучит гораздо заманчивее. Красивый, очаровательный, молодой!

– И мне – тоже! – согласилась Фейт. – Если ты отправишь это письмо, Пруденс, то с таким же успехом можешь оставить нас здесь страдать от жизни с дедушкой.

– Терпеть побои и связывания, – печально добавила Грейс.

– Перестань, Грейс, – приказала Пруденс. – Я вам сказала, что вас больше никто не тронет! И никто больше не будет привязывать левую руку Хоуп за спину. А теперь доверьтесь мне и подумайте. Во-первых, – Пруденс стала загибать пальцы, – дядя Освальд много лет живет в Лондоне, значит, ему это нравится. С тех пор как мы поселились в Дерем-Корте, он ни разу тут не был. Значит, здесь ему не нравится.

– А кому здесь понравится? – пробормотала Хоуп.

Улыбнувшись, Пруденс продолжила:

– Во-вторых, от матери Филиппа мы знаем, что дядя Освальд ужасный модник, ездит в оперу и на балы. В-третьих, мы знаем, что он сильно поссорился с дедушкой и что дедушка обозвал его безбожным псом, пустым хлыщом и так далее и тому подобное.

– Старая кухарка говорит, что, когда дедушкин брат был молодым, он был добрым, милым и любил посмеяться, – возразила Чарити.

– Вот именно, – торжествующе сказала Пруденс. – Если дядя Освальд хотя бы наполовину такой, каким я его себе представляю, то дедушкины инструкции приведут его в бешенство, и он окунет нас в бурное море балов, приемов, развлечений и позволит нам познакомиться с множеством молодых людей – назло своему брату и нашему дедушке!

Сестры задумались.

– Если ты права, Пруденс, это будет замечательно, – прошептала Чарити.

– Ничего из этого не выйдет, – хмуро предсказала Грейс, – так всегда бывает.

– Чепуха! – Пруденс обняла маленькую сестренку. – Не будь такой мрачной, милая. Я уверена, что все продумала.

...Ведь если с правого пути случалось и тебе сойти,

А каждый следующий шаг

Ты снова совершал не так...

В. Скотт[2]

– Ты говорила, что, когда мы приедем в Лондон, будем ходить на приемы, – обиженным тоном сказала Хоуп. – На балы, рауты и венецианские завтраки!

– И в оперу! – жалобно добавила Фейт.

– Я помню, – Пруденс поморщилась, – но...

– И еще ты говорила, что я буду танцевать вальс с красивым молодым человеком...

Пруденс снова поморщилась.

– По крайней мере мы берем уроки танцев... – вступилась Чарити.

– Фи! Кого интересуют уроки танцев! Ты еще скажи, что мсье Лефарж молодой красавец, – презрительно фыркнула Хоуп.

Сестры захихикали, вспомнив суетливого и жеманного пожилого француза, которого дядя Освальд пригласил учить сестер Мерридью грациозным па. Но Хоуп этим с толку не сбить.