— Почему? Очень даже. К тому же до тех пор, пока мы это не выясним, я не смогу вам помочь.

— Ты? Помочь? Мне?

— Я! Вы же для этого мне звоните?

— Вот! Видишь, ты уже понимаешь, что я звоню именно тебе.

С ноги, которой она нервно покачивала, слетела домашняя тапочка и шмякнулась на пол. Варя вскочила. Чуть не выронила трубку из руки, взволнованная просто до предела. Неужели он действительно признался, что звонит ей? Нет, конечно, с Варей такое случалось и раньше. У нее были постоянные клиенты, просьбам которых у них в центре пошли навстречу — неходячий ветеран, подросток с кризисом ориентации, и Мира — депрессивная алкоголичка. Но ведь это — совсем другое! А почему, Варя даже себе боялась признаться. Может быть потому, что Захар Иванович не был ни подростком, ни ветераном, ни алкоголиком. Он был мужчиной с красивым голосом, который ее взволновал. И это, конечно, дикая глупость, это ошибка, но… Как остановить чертовы мурашки? Как, скажите!

— Захар Иванович, я буду вынуждена отключиться, если вы продолжите в том же духе.

— Даже если я после этого самоубьюсь?

— Мы оба знаем, что вы этого не сделаете. Так о чем бы вы хотели поговорить?

— Я непременно должен ныть о каких-то проблемах?

— Можно не ныть, а просто рассказать о том, что вас больше всего волнует в данный момент. Зачем-то же вы позвонили.

— Хочешь правду?

— Только зная правду, я смогу вам помочь, — в который раз повторила Варя.

— Ну, смотри. Сама напросилась. Так вот, мне просто хотелось поговорить с таким же неудачником, как я сам.

— И вы решили, что я — неудачница?

— Тогда я еще не был в этом уверен, а сейчас — да.

Варя нахмурилась. Села. Нащупала ногой злосчастную тапку. В ночную смену она могла себе позволить некоторые вольности. Подаренные мамой тапочки на овечьем меху — одна из них.

В трубке вновь зашипела сигарета.

— И почему же вы так решили?

Захар Иванович в очередной раз сумел вывести Варю из себя, но, к счастью, она отлично владела голосом.

— Тебе всего двадцать четыре. А ты одна в День влюбленных дежуришь на горячей линии для психов. Что может быть хуже?

— Хуже, чем помогать другим, вы это имеете в виду? Я вам скажу. Гораздо хуже — очерстветь.

Захар Иванович глубоко затянулся.

— Хм. Ты права. Извини. Мудак я последний. У самого дерьмовое настроение, вот и решил испортить его кому-то еще.

— Это нормально, — вздохнула Варя.

— Серьезно?

— Да. Обычная человеческая реакция. С возрастом люди становятся циничнее.

— И сколько же, ты думаешь, мне лет? — закашлялся Захар Иванович.

— Не знаю. А это важно?

— Это ты мне ответь. Важно — нет. Вот, скажем, подкатил бы к тебе сорокалетний потрепанный жизнью мужик, ты бы как отреагировала?

Варя замолчала. Их разговор опять уходил куда-то не туда. Как бы она отреагировала? Как… В минуты отчаяния ей вообще иной раз казалось, что она согласилась бы на любого! Только бы кто-то был. Рядом. Только бы не одной. Чем дольше длилось ее одиночество, тем ниже падала планка требований к мужчине. Когда ей было пять, Варя мечтала о принце из сказки.

— Не знаю, — шепнула она, — я об этом не задумывалась. Захар Иванович…

— Что?

— Вы бы рассказали мне, что у вас случилось. Знаю, вы невысокого мнения о моей квалификации, но поверьте, я смогу вам помочь. Но для этого мне нужны хоть какие-то вводные данные. Как все началось?

— Что именно?

— Когда вы впервые задумались о самоубийстве?

— Когда понял, что жизнь не имеет смысла. — Ну, вот! Вот они и сдвинулись с мертвой точки. Варя подошла к окну, села на подоконник, разглядывая редких прохожих. — Думаешь, я того, совсем ку-ку?

— А что, вы в этом сомневаетесь? — усмехнулась Варя. — Поверьте, здоровые люди сюда не звонят. Психически стабильные благополучные люди вообще не задаются вопросами о смысле жизни.

— А я-то думал, что такие вопросы как раз, напротив, свидетельствуют о моей психической зрелости.

— Вынуждена вас разочаровать. Психически зрелые люди ничего не анализируют. Не рефлексируют. Они просто живут, понимаете? Наслаждаясь эмоциональной стороной своего бытия.

— А если нечем наслаждаться? Если вообще не за что ухватиться?

— Так не бывает, чтобы вообще не за что было. Нужно внимательнее присмотреться.

— Присмотреться? Ну-ну! — усмехнулся Захар Иванович. — А ты сама-то насколько счастлива?

— Я счастлива очень! У меня есть мама, есть любимое дело, даже два… Есть подруги. Вот у вас ведь наверняка тоже кто-то есть. Друзья?

— Был один. С самого детства с ним вместе таскались. В универ поступили один, бизнес замутили…

— Институт? Бизнес? — удивилась Варя, хотя, конечно, не должна была перебивать. Но Захар Иванович оказался совсем не так прост, как она себе думала, и оно само собой вырвалось.

— Да было дело. А ты что думаешь, все бомжи бомжами родились?

— Нет! Конечно, нет. Извините, что я вас перебила. Продолжайте, пожалуйста.

— А че продолжать-то? Был друг — да сплыл.

— Вы что-то в бизнесе, наверное, не поделили?

Варя принялась судорожно соображать, сопоставлять даты. Она слышала, что в девяностые партнеры то и дело друг друга кидали, но если Захару Иванычу всего сорок, бизнес он начал уже в нулевых… Или нет? Да какая разница!

Варя попыталась его представить. Успешным, молодым. Наверное, у него была совершенно удивительная жизнь. Почему она решила, что может ему помочь? Что она вообще знает об этой жизни?!

— Да не. Смешно сказать даже. Не поделили мы с ним бабу. Вот, — усмехнулся. Затянулся глубоко-глубоко. Так что сигарета вновь зашипела в трубке.

Бабу… Это женщину, значит? Выходит, он кого-то любил так, что это его убило. Ну вот, пожалуйста, а говорят, что любви нет! Фантазия Вари не на шутку разыгралась. Она представила женщину. Непременно красивую. Представила, как та мечется от одного шикарного мужчины к другому. Страсти кипят! А те сходят с ума от ревности. Интересно даже, как это — когда тебя любят?

— Захар Иванович, а вы не думали, что можно начать жизнь заново?

— Было дело.

— А если я свяжусь с организациями, помогающим таким людям, как вы, и у вас появится шанс выбраться из ночлежки, вы… попытаетесь вернуться к нормальной жизни?

— Не знаю. — Варе показалось, что Захар Иванович отчего-то занервничал. — Что-то ты меня загрузила, неОля. Лучше о чем-нибудь интересном поговорить.

— О чем же?