вызывающее есть. Бесстыдное даже. Противоречащее нашей морали.

Ну, это она идейную базу подводит. Для оправдания своих приобретенческих наклонностей.

Чтобы уберечь жену от моральных травм, я в меру сил прикрывал наши стены. Одну стену украсил портретами многочисленных родственников. Другую — превратил в домашнюю «Третьяковку».

И вот однажды жена приходит с работы взволнованная и какая-то похорошевшая.

— Свершилось, — кричит чуть ли не с порога. — Я выиграла ковер. Три на четыре.

— Наконец-то, — радуюсь я. — Но где же он в таком случае?

Жена смеется.

— Чудак! Пока я вытянула ковер по жребию. Теперь будем ждать открытку из магазина. И срочно собирать деньги.

— А где мы их будем собирать? — поинтересовался я. — На улицах деньги не валяются.

— У родственников, — ответила жена. — Вон, их сколько развелось! Месяца за три-четыре вернем долги.

Родственники, действительно, оказались на высоте и в обстановке большого подъема собрали необходимую сумму. И, о неблагодарность, когда я приволок на своем горбу ковер из магазина и свалился как подкошенный на диван, жена указала мне именно на ту стену, где висели наши благородные родственники. Раскидав их, я вколотил в стену гвозди и повесил ковер.

— Отныне спим под ковром, — сказала жена. — Я хочу, чтобы ты, наконец, почувствовал себя человеком.

— Я и без ковра не считал себя обездоленным, — признался я, придвигая диван-кровать к стенке с ковром.

Мы постелились, и жена долго любовалась ковром, не давая выключить свет. Ночью ковер упал, похоронив нас заживо. Спросонья мы долго не могли сообразить, что случилось. Было темно. Не хватало воздуха. Неизвестное чудовище сдавливало грудь.

— Кто здесь? — спросила жена, уколовшись о мой локоть.

— По-моему, это я, — ответил я. — И по-моему, мне плохо. Не по себе как-то. Возможно, я умираю.

— И со мной не все в порядке, — сказала жена. — Мутит. И не могу встать, мешает что-то.

— Наверное, отравились, — сообразил я. — Что мы ели на ночь?

— Ничего, — ответила жена. — Мы не успели поужинать, так как вешали ковер.

Тут мы вспомнили о ковре и поняли, что за чудище навалилось на нас. Я выполз из-под ковра и выпустил на свободу жену.

Было три часа ночи. Мы подогрели чайник, расстелили ковер на полу и, усевшись на нем по-турецки, принялись чаевничать.

— Не ковер, а чудо, — жмурясь от удовольствия, сказала жена. — Хочешь на стенку вешай, хочешь на пол стели. Как ты считаешь?

— Лучше на пол, — ответил я. — Все-таки приятнее, когда ты на ковре, а не он на тебе.

ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛИФТЕ

В моем подъезде два лифта — грузовой и пассажирский. За три года — таков возраст нашего дома — не было дня, чтобы один из них не стоял на приколе. Причем всякий раз ремонтом занималась целая бригада. Механики залезали в шахту, гремели там железяками, сидели верхом на лифте, поглядывая через полуоткрытую дверь на жильцов, перекрикивались друг с другом.

В тот день жена послала меня за хлебом. Вхожу в подъезд, смотрю, супруги Авазовы диван-кровать в грузовой лифт запихивают. Его только что отремонтировали, а пассажирский на ремонт поставили. Надо же что-то ремонтировать. Поэтому перед лифтом томятся в ожидании посадки еще два человека — дядя Костя, которого еще никто не видел трезвым, и Марья Семеновна с собачкой Розой. Марья Семеновна, как всегда, с ведерком в руках. А в ведерке веник и совочек. Это, чтобы за собачкой убирать. На редкость культурная старушка.

Наконец Авазовы погрузились, а за ними и все остальные.

Но Авазова говорит:

— С собакой выйдите. Все-таки ценную вещь транспортируем.

А Марья Семеновна, несмотря на высокую санитарную культуру, отвечает ей с издевкой:

— А где вы только размещаете мебель! Недели не проходит, чтобы не везли чего-нибудь!

И не вышла из лифта.

Авазова глянула на меня и на дядю Костю, ища поддержки, но не нашла ее — мы тоже не понимали, куда люди девают мебель. Авазова со злостью вдавила кнопку пятого этажа. Лифт пошел. Супруги ухватились за кресло с разных сторон, и так стояли, полусогнувшись, в ожидании остановки. Но лифт почему-то не останавливался.

— Кажется, мы проехали свой этаж, — сказала Авазова, выпрямившись.

— И мой тоже, — вставил дядя Костя.

— Смешно, но у меня такое ощущение, что мы и мой, последний этаж проскочили, — сказал я.

Роза заскулила. Марья Семеновна воспользовалась веничком и совочком.

— Что за шутки? — номенклатурным голосом пробасил Авазов. — Сейчас же остановите лифт!

Бросив кресло, он нажал на кнопку «Стоп». Лифт не остановился.

— Все, кто был в лифте, недоуменно переглянулись.

Дядя Костя надавил на кнопку вызова диспетчера.

— Слушаю вас, — сказали из динамика.

— Кажется, мы не на тот номер сели! — заорал дядя Костя.

— Пить надо меньше, — посоветовала диспетчер.

Тогда кнопку нажал я:

— Послушайте, мы едем на лифте уже минут десять. За это время можно до сотого этажа добраться. А в нашем доме всего шестнадцать.

И тут в динамике кто-то восторженно заговорил:

— Внимание! Говорит техник Стеклов из лифтремонта. Лифт в космическом пространстве! Лифт в космическом пространстве! Я только хотел испытать двигатель собственной конструкции. На реактивном топливе. Поставил его на лифт — ведь три года ремонтируем и все без толку. А он улетел.

— Что он такое бормочет! — пробасил Авазов. — Валерий… э-э-э… не знаю, Как вас по батюшке. Вы самый спортивный из нас. Наверху отдушины — встаньте на кресло и загляните в них.

По батюшке меня зовут Федорович. Я взгромоздился на кресло и прильнул к вентиляционным отдушинам.

— Темно, как ночью, — прокомментировал я увиденное. — Вообще-то на космос похоже.

— Какой еще космос! — возмутилась Марья Семеновна. — Я только обедать собралась. У меня суп на маленьком огне варится.

— Товарищи космонавты! — донеслось из динамика. — У микрофона изобретатель космического лифта Стеклов. Поздравляю вас с выходом на орбиту!

Дядя Костя загоготал:

— И мы тебя, Стеклов, поздравляем. Впервые в космос запущено кресло-кровать. И пол-литра «Стрелецкой».

Он извлек из пиджака бутылку, но она выпорхнула у него из рук и повисла в воздухе. Вслед за ней оторвался от пола и дядя Костя. Все остальные тоже взмыли в воздух. Авазов, номенклатурный работник министерства, несолидно дрыгая ногами у потолка, ударом головы отпасовал кресло-кровать в сторону супруги, и та прижалась к нему всем телом.

— Береги полированные части! — скомандовал Авазов, упершись ботинком в мое ухо.

Роза плавно спланировала на Авазову.

— Высадите собаку! — закричала Авазова. — Она щекочет меня хвостом.

— Еще не остановка, — сказал дядя Костя, изловив «Стрелецкую».

— А будет остановка? — спросила Марья Семеновна с надеждой.

— Товарищи космонавты! — снова заговорил в динамике изобретатель Стеклов. — Возвращение на