Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так вот, несет человек свои огурцы и не подозревает даже, что вид у него с этими дурацкими огурцами в глазах кой-кого крайне безответственный, неделовой какой-то. Ну в глазах-то ему подобных граждан, неофициально дефилирующих там и сям, он вполне нормальный прохожий. Не вызывающий возмущения, несмотря на авоську с огурцами.
Но на улицах попадаются не только граждане как таковые. Кое-кто не таскается по улицам с огурцами, а находится здесь при исполнении. Кое-кто, пока человек с авоськой наведался на рынок, вырыл в рекордно короткий срок перед его домом огромную траншею. В которую обладатель огурцов и свалился, рассеяв огурцы по дну траншеи.
К счастью, обошлось без травм. Но где это видано, чтобы в наш просвещенный век граждан отлавливали, как в свое время мамонтов. Да еще насмехались над ними.
— Не успеешь яму выкопать, как некоторые предприимчивые люди уже собирают в ней урожай огурцов, — гоготали экскаваторщик и прораб, руководивший земляными работами.
Человек с огурцами позволил себе выразить неудовольствие. В том духе, что неплохо бы траншею оградить, а для связи жителей дома с внешним миром перекинуть через нее мостик. Кроме того, он пообещал пожаловаться на прораба.
— Ответное слово прораба можно выделить рамкой. А можно не выделять — все равно оно незабываемо.
— Значит, так, Федя, записывай. Число пятое. Десять часов утра. Неизвестный субъект в пьяном виде скакал козлом через траншею, жуя укроп и хреновый лист и мешая проведению земельных работ. Он же кусал ковш экскаватора, пытаясь нанести урон народному имуществу. На замечание экскаваторщика ответил нецензурной бранью.
— Но это же поклеп! — съежился от такого нахальства человек с огурцами.
— Кто есть он, Федя? — продолжал прораб по-прежнему не снисходя до прямого общения с пострадавшим, — Так, пожиратель огурцов… Кто есть мы, Федя? Мы представители государственного СУ, которое уполномочило нас проложить в данном дворе кабель. Кому, спрашивается, поверят: праздношатающемуся типу или нам, исполняющим свои должностные обязанности?
Любитель малосольных огурчиков потерпел сокрушительное поражение.
Увы, редакционная почта свидетельствует: не одного его играючи положили на лопатки прячущиеся за спину государства хамовитые разгильдяи, ловкие жулики, холодные чинуши. Например, попытку человека сделать запись в жалобной книге продавцы дружно квалифицировали как хулиганство и, набрав номер милиции, повергли несостоявшегося жалобщика в паническое бегство. Во втором случае одной гражданке недовесили масло. Граммов тридцать. Другой бы на ее месте сделал вид, что крайне доволен таким поворотом. Но гражданка оказалась ответственным работником одного министерства, потребовала довесить масло. Сначала она вела переговоры как частное лицо. Как частное лицо она была обозвана «экземпляром». Тогда, чувствуя собственное бессилие, она извлекает из сумочки удостоверение и демонстрирует его продавцам. Незамедлительно довешивают ей недостающие граммы.
Но беда в том, что процент ответственных работников у нас не так высок. В основном все-таки население состоит из людей рядовых. И не каждый может козырнуть удостоверением.
Написал мне, скажем, из Подмосковья Андрей Иванович Ручкин. На стене его дома работники жэка повесили мощную ртутную лампу, свет от которой падает на окна квартир, мешая людям спать. На просьбы установить над лампой затеняющие щитки отвечено отказом.
Андрей Иванович не сообщает своей должности. Я не знаю о нем ровным счетом ничего. Но меня это нисколько не смущает. Может быть, он работает плотником, может, электриком. Может, награжден орденом, а может, и нет. Не исключено, что он на пенсии. Любой человек вне зависимости от анкетных данных вправе рассчитывать на то, чтобы окружающие, каким бы государственной важности делом они ни были заняты, соблюдали по отношению к нему хотя бы самые элементарные нормы поведения. Чтобы они не отлавливали прохожих, как мамонтов, не называли покупателей «экземплярами», не обвешивали их, не насмехались над людьми.
Казалось бы, не велика работенка. Возьми да поставь защитные щитки на ртутную лампу. Спите, дескать, Андрей Иванович, на здоровье. И не серчайте, что мы раньше не подумали о ночном сне граждан. Небось не вы один недосыпаете по нашей вине, не у вас одного падает из-за этого производительность труда и подскакивает давление. Ах, да как же это мы, право, недоглядели!
Увы, не каждое должностное лицо способно на такой душевный порыв. Некоторые даже сознательно вытравляют из своей практики всякие живые нотки.
Перед кем распинаться-то? Кто они такие, жители подведомственных зданий? Так, людишки в шлепанцах. Не представляющие в рамках данного жилого фонда никаких организаций. А то. что они представляют за рамками фонда, это мы еще попробуем на зубок.
И пробуют.
Человек с огурцами — это был мой знакомый, — потерпев фиаско на поле боя. все-таки пожаловался на прораба в стройтрест. Подписался он скромно — житель дома № 5.
Как житель дома № 5 он получил такой ответ: «Во время проведения земельных работ вы совершали действия, которые могли повлечь опрокидывание экскаватора, то есть злостно покушались на социалистическую собственность. Поэтому считаем вашу жалобу необоснованной».
Тогда мой знакомый пошел путем гражданки, которой недовесили масло. Он ввел в сражение свое ведомство. А трудился он в одном из вузов. Профессором. Был лауреатом, орденоносцем и вообще видной фигурой среди ученых.
Человек с огурцами превратился в профессора с огурцами. И, конечно же, огурцы сразу приобрели иную окраску. Если их нес профессор, значит, в этом была какая-то высшая необходимость. Транспортировка огурцов не менее важная задача, чем рытье траншеи. И неизвестно еще, кто кому больше мешал нести свои обязанности — профессор прорабу или наоборот.
Ответ стройтреста на письмо вуза, в котором перечислялись многочисленные заслуги, звания и регалии профессора, гласил:
«Недостойное поведение прораба Мокина явилось предметом разбирательства в нашем коллективе. Мокин строго наказан».
Так как же нам помочь Андрею Ивановичу Ручкину? Андрей Иванович, вы случайно не профессор?
УДАРНИК ПО ЖРЕБИЮ
В детстве у меня был плохой аппетит. Кроме того, я не любил подметать пол. Не доставляло мне большого удовольствия и мытье посуды. Сейчас все иначе: за обедом я съедаю три холодных блюда, два вторых, а кашу ем непременно с хлебом. Веник я, можно сказать, не выпускаю из рук: нет