Но ещё более грубое — делиться с нею своей одеждой.

Правда, брат как всегда «плавает» в тонкостях этикета. И судя по всему, ничего предосудительного в таком поступке не видит. Потому что благодарит и накидывает этот плащ на меня, тут же невозмутимо продолжая прерванную беседу, как будто ничего не случилось. Идёт по аллее дальше.

А я отстаю на шаг, потому что в себя прихожу не сразу.

Тяжёлая ткань давит на плечи. Окружает со всех сторон, будто броня. Да так и есть — ведь она полностью скрывает моё белое платье, и теперь я тоже растворяюсь в темноте. Я спрятана от чужих глаз, и почему-то становится спокойнее.

А ещё он… тёплый. До сих пор хранит тепло чужого тела. Как будто тот мужчина согрел меня вовсе не плащом. А собой.

Я краснею, и теперь-то со всей очевидностью понимаю, отчего этикет запрещает подобные штуки.

Но самое странное… это запах. Плащ пахнет не мужскими духами, не помадой для волос, не лосьонами и накрахмаленными воротничками, и ни одним другим их тех ароматов, которыми так любят окружать себя светские модники.

Этот плащ пахнет им.

И снова меня будто толкает что-то в грудь — когда герцог бросает мимолётный взгляд через плечо. В нём читается раздражение, он словно спрашивает «идёте вы уже, или нет?» Но кажется, меня не сочли достойной лишних разговоров.

Я тоже ничего не говорю. Смотрю прямо перед собой, и делаю вид, что ничего не заметила — а просто сама решила ускорить шаг. Догоняю брата, опять иду рядом. Стараюсь так, чтобы он мне загораживал герцога. Так надо — чтобы я успела хоть немного привести в порядок сумятицу мыслей в своей голове прежде, чем мы доберёмся.

Тщетно, разумеется.

— Я сейчас немедленно пойду, и сам доложу отцу о твоём прибытии! — заявил брат, как только дворецкий распахнул перед нами высокие створки входных дверей тёмного дерева с ручками в виде собачьих голов. — Уверен, как только он поймёт срочность дела, уделит тебе время.

— Очень надеюсь, — бесстрастно ответил герцог, рассматривая холл с добротной дубовой мебелью, обтянутой не очень изящной, но прочной тёмно-зелёной материей. — Я хотел бы уехать тотчас же после разговора. Продуктивного, смею рассчитывать.

— Не бойся, мой отец отлично умеет слушать. И слышать, что самое главное. Элис, проводи гостя!

И брат торопливо скрылся, оставляя меня наедине с герцогом.

Подбежавший лакей торопливо принял у меня плащ — и хотел было его куда-то унести… но герцог поморщился и забрал у него свою вещь, не церемонясь. Перекинул на спинку ближайшего стула. Кажется, он и правда спешил поскорее уйти.

При свете дюжин свечей в канделябрах я смогла, наконец-то, рассмотреть гостя.

Широкие плечи, обтянутые отменно сшитым тёмно-серым сюртуком из дорогой ткани. Шито явно на заказ. Но не та вещь, в которых являются на приёмы. Статная осанка, горделивая посадка головы. Тёмные короткие волосы без следа напомаженности, небрежно повязанный шейный платок… всё выдавало человека, которого не слишком заботит мнение света. Потому что он прекрасно знает, что при его происхождении, титуле и доходах свет в любом случае будет более чем к нему расположен. А особенно матушки незамужних девиц.

Как же хорошо, что моя не похожа на всех этих наседок — у которых, кажется, весь смысл жизни в том, чтобы продать дочурку подороже, а потом хвастаться соседкам за чаем годовым доходом зятя! Как только отец заводит осторожные разговоры о моём замужестве, она закатывает глаза. «Ох, Уильям, как по мне — пусть бы Элли подольше побыла дома. Ну зачем ты торопишь время? Неужели думаешь, оно бесконечное у нас?» «Вот именно, что нет, Мэри! И я очень хотел бы поскорее увидеть внуков» «Только мужчина может так говорить. Который не знает, что такое выносить, родить и поднять на ноги ребёнка. Элис, крошка, не слушай отца! Джен за тебя двойную норму выполнит, ему скоро и так будет с кем посюсюкать на выходных».

Щекам становится жарко, когда понимаю, куда увели меня нечаянно мысли.

Герцог меж тем невозмутимо разглядывает картины на стенах, стоя ко мне спиной. А я совершенно забыла о своих обязанностях младшей хозяйки. Да и сказать спасибо бы не мешало…

— Хм. Ваша светлость, позвольте поблагодарить…

— Почему вы не сказали, что вам холодно?

— Что?..

Я так была занята тщательным выбором слов для учтивой благодарности, что не услышала, о чём он спросил.

Герцог повторил вопрос, не отрываясь от созерцания картины. Это было одно из батальных полотен, изображавших эпоху Завоевания.

Много веков назад люди переправились с Материка и захватили Ледяные острова, почти на корню уничтожив народ эллери. Разрушили до основания часть выращенных ими волшебных Замков роз, а остальные забрали себе. Но драгоценные трофеи со временем вяли и рассыпались в прах, угасая без магии своих истинных хозяев… После этого много веков в Королевстве ледяных островов даже слыхом не слышали о волшебстве. До тех пор, пока магия, слкрытая в крови немногих уцелевших потомков эллери, не начала пробуждать Замки к жизни.

Чуть было не случилась опять война… но Королевство удержалось на этой грани — когда оказалось, что жизни простых людей и эллери давно переплелись так, что оторвать одних от других можно только с кровью. И во многих семьях, даже в королевской, рождаются дети с магическим даром.

Так что теперь мы пытаемся строить новый мир. Люди и маги вместе. Не всегда получается гладко… но пытаемся.

Отец с увлечением коллекционирует картины. Конечно, ему далеко до хозяев настоящих Замков роз, где хранятся подлинные раритеты. Полотна, висящие у нас в холле, — новоделы, не старше пары сотен лет. В них завоеватели воспевают свои победы.

Картин в холле Шеппард Мэнор семь. По числу Замков роз, которые покорили захватчики.

Замок ледяной розы, Замок пурпурной розы, Замок стальной розы, Замок медной розы, Замок серебряной розы, Замок золотой розы и Замок пепельной розы.

Восьмого, Замка янтарной розы, на картинах не было. Этот мифический Замок много веков оставался скрытым, потерянным, без малейшей зацепки о том, где его искать. До тех пор, пока его не вернула из небытия одна смелая девушка, о которой теперь слагают песни. И сейчас этот замок — резиденция королей Арвенора, заморской страны. У нас же, в Королевстве ледяных островов, оставалось по-прежнему семь Замков роз — четыре возрожденных и три всё ещё спящих, поверженных, обращённых в пыль древних руин.

Картина, возле которой остановился герцог Морриган, была посвящена как раз одному из таких «спящих».

«Разрушение Замка пепельной розы» — гласила надпись на табличке.

В отличие от некоторых других, которые захватчики просто забрали себе — да и кто бы стал отказываться от надёжного форпоста с высокими крепкими стенами — Замок пепельной розы был срыт до основания сразу же, как только уничтожили его защитников-эллери.