— Почту за честь.

Холодный светский тон без малейшего оттенка эмоций.

Из реверанса меня вытаскивает его учтиво поданная рука.

И мы входим в круг вальсирующих пар.

Я не очень-то люблю танцевать и частенько бываю неуклюжа. Но этот танец… я словно лечу над полом.

Его горячая ладонь на моей талии — не дальше и не ближе, чем дозволяется. Твёрдое касание руки, держащей мою руку… и я впервые жалею, что надела сегодня перчатки, чтобы скрыть последствия «беседы» с Оливером. С недавних времён произошли кое-какие послабления бальных правил, и теперь дозволяется танцевать без перчаток, касаясь руки партнёра голой рукой. Что немедленно объявили страшным развратом пожилые матроны — но горячо одобрили юноши и девушки. Я бы хотела узнать, что бы почувствовала, если б коснулась его кожи…

Светской беседой меня развлекать явно никто не собирается. А я и так уже проявила достаточно инициативы. Так что мы просто танцуем… и танцуем… и танцуем… в гробовом молчании.

Я вижу лишь тщательно выбритый подбородок герцога и треугольник загорелой шеи в обрамлении белого шейного платка. Выше взгляд поднять не решаюсь… но чувствую, что он на меня не смотрит совсем. Куда угодно в сторону — но не на меня.

Настроение падает ещё ниже.

Ну вот и узнала. Я ему просто-напросто не интересна. Что ж… зато полегчает! Потом как-нибудь. Не ожидала, что правда уколет так больно.

Зал кружится, и кружится, и кружится…

И мы кружимся вместе с ним…

И хотелось бы и впрямь взлететь, но та тяжесть в груди, тот камень, который по ошибке вложили вместо сердца — не пускает.

Скорей бы этот танец закончился.

Последние такты, и мы замираем друг напротив друга — ещё более далёкие и чужие, чем были в начале.

Он сразу же убирает ладонь с моей талии. На теле остаётся тёплый след, который стремительно остывает. Но руку мою… отпускать почему-то не спешит.

Наверное, мне всё же нужно что-нибудь сказать напоследок. Из вежливости.

— Благодарю за танец. Я… чудесно провела время. Простите, что вам пришлось потратить своё на меня. Как видите, я так и не нашла вам в этом зале партнёрши, способной не наступать на ноги. Пришлось выдвинуть свою кандидатуру.

Ну вот. Хотя бы одна из заготовок вспомнилась. А то, что голос дрожит непролитыми слезами… спишем на усталость. Дама запыхалась. Ей срочно нужно отдохнуть. Где-нибудь подальше. Где темно и никого нет.

Пытаюсь уйти.

Рывок.

Мою руку не пускают, она по-прежнему в плену.

Сжимают крепче, и я охаю от неожиданности и боли — твёрдые пальцы герцога давят как раз на пострадавшее место. Поднимаю глаза — впервые решаюсь посмотреть ему прямо в лицо. И удивляюсь каменному, совершенно закрытому и отстранённому, как у мраморной скульптуры выражению.

Замираю пойманной птицей… а Морриган вдруг перехватывает моё запястье левой рукой, а правой стягивает с меня перчатку. Хмурится, разглядывая красные следы и сбитую кожу на костяшках. Переводит на моё лицо прищуренный взгляд. А пальцем… тем временем осторожно касается следов.

Кажется, я всё-таки дождалась их. Бабочек в животе. Вот только что с ними теперь делать… не представляю.

А Дорнан просто стоит и молча ждёт ответа на так и не заданный им вопрос.

Отводя взгляд, я пробормотала:

— Просто-напросто отказала одному не в меру любвеобильному жениху.

С оглушительным треском лопаются стёкла в ближайшем окне. Под визг стоящих рядом дам осыпаются дождём осколков на лужайку.

— Господа! Бал окончен! — низкий, спокойный голос отца увесисто падает в наставшую тишину. — Прошу прощения, у нас небольшие проблемы… по столярной части. Будем чинить окно. Ужин подадут в большой столовой — для тех, кто предпочтёт заночевать в Шеппард Мэнор.

Герцог торопливо выпускает мою руку и делает шаг в сторону. Гости начинают стекаться к выходу из зала, оживлённо переговариваясь. Даже Олав уводит Дженни под руку. Только Морриган остаётся стоять на месте.

Отец медленно, неторопливо идёт к нам. Я вижу, как он смотрит на нас своим непроницаемым взглядом под набрякшими веками, по которому даже я редко могу прочесть, что он думает на самом деле. И тоже решаю уйти. Низкая, плотная фигура отца оказывается прямо на моём пути. Встречаюсь с папой взглядом…

— Хорошего вечера, папочка! — приседаю в книксене на секунду и снова готовлюсь скорее покинуть этот зал — в ещё более смятённом состоянии, чем была. Потому что теперь окончательно перестала что-либо понимать. — Мы с герцогом танцевали…

— Я вижу, Элли. Я всё вижу.

— Мистер Шеппард! Вам должно быть сказали, что у меня к вам разговор, не терпящий отлагательств. — За моей спиной властный голос герцога, наконец, тоже вспарывает гулкую тишину пустого бального зала.

Уже почти у дверей я слышу, как отец очень спокойно и невозмутимо ему отвечает.

— Сожалею, но прямо сейчас я не могу уделить вам достаточно времени для обстоятельного разговора — которого, несомненно, заслуживает ваше дело. Вопросы государственной важности требуют моего немедленного присутствия в столице. Буду рад, если до моего возвращения вы окажете честь нашей семье и погостите в Шеппард Мэнор. Лучшие гостевые покои будут в полном вашем распоряжении.

Что ответил герцог, я уже не услышала, закрывая дверь — но то, каким тоном это было сказано, не оставляло сомнений, что Его сиятельство в гневе.

Ничего не поделаешь! Если мой отец что-то решил, нет такой силы в Королевстве ледяных островов, которая собьёт его с пути.

А он зачем-то решил задержать Морригана у нас. Вот только зачем?

Я прошла несколько шагов по коридору, чувствуя слабость в коленях, прежде чем хоть немного пришла в себя и меня перестало «вести» после танца. Шумные гости внизу, в холле, уже готовились к отъезду, оживлённо обсуждая бал. По крайней мере, большая их часть, как я надеялась.

Остановив первого же спешащего мимо лакея, я обратилась к нему:

— На спинке стула, ближайшего к входной двери, плащ герцога Морригана. Будьте добры, унесите в гардеробную! Его светлость остаётся в Шеппард Мэнор.

Аппетита не было, и я решила, что обойдусь без ужина. Поднялась к себе в комнату, переоделась в простое серое домашнее платье.

Скромная девичья кровать, платяной шкаф, пушистый бледно-розовый ковёр на полу и кофейные шторы, кремовая обивка парочки уютных кресел у журнального круглого столика. Книги, ноты и вышивки в беспорядке на нём, букет сухих роз посреди всего этого безобразия… моя берлога.

Я рухнула в кресло без задних ног. В ушах всё ещё звенело.

И тут в дверь постучали.