— Ну и каково же твое мнение? — заинтересованно спросил Фаддей Фаддеевич, поудобнее устраиваясь в кресле, которое вестовые принесли из его каюты, находившейся рядом за толстой дубовой переборкой.

— Инструкции, подписанные государем, а это главные из этих документов, сформулированы кратко, но достаточно четко, и, с моей точки зрения, вполне реальны и выполнимы, — капитан при этих словах удовлетворенно задвигался в кресле. — Время пребывания шлюпов экспедиции за Южным полярным кругом выбрано удачно и, как видно, хорошо продуманно. Но для успешного выполнения поставленных перед ней задач, как мне представляется, необходимо располагать некими ориентирами, если так можно выразиться, или вехами. Искать что-либо вслепую, конечно, можно, но, безусловно, не рационально. Поэтому я все время после нашего с тобой последнего разговора посвятил отысканию и обоснованию неких признаков, которые бы прямо или косвенно указывали нам на возможность наличия в обследуемом районе земли значительных размеров.

Фаддей Фаддеевич привстал, а затем вновь опустился в кресло, выказывая тем самым живейший интерес к высказываниям своего друга. И Андрей Петрович стал не спеша излагать результаты своих сугубо теоретических исследований и по айсбергам, и по паковым льдам, давая при этом необходимые пояснения и делая ссылки на мнения авторитетов. При этом не утаил, что может существовать еще и третий признак, определение которого он намеревался возложить на иноземного натуралиста, который, по его мнению, должен быть более подготовленным в этой области научных знаний.

Фаддей Фаддеевич, лично отвечавший за результаты экспедиции, широко открытыми глазами смотрел на своего друга-ученого.

— Да ты, Андрюша, сам-то хоть понимаешь, что сотворил?! Теперь я, начальник экспедиции, вооружен научной теорией поиска неведомых земель в царстве льдов! Ты мне как будто сорвал повязку незнания с моих глаз! Ты гений, ты воистину гений, ученый с большой буквы! А этого иноземца напрягай, пусть хлеб отрабатывает, хотя и не уверен, что он это сделают лучше тебя. Дай я тебя, дорогой, облобызаю!

И Фаддей Фаддеевич сжал его в своих могучих объятиях, нашептывая на ухо: «И что бы я делал без тебя, без твоей светлой головушки, Андрюша?!»

Тут Андрей Петрович не выдержал и откровенно рассмеялся. Капитан же ревниво отстранился:

— Ты что, опять вспомнил про своего ненаглядного Кускова?

Андрей Петрович, продолжая смеяться, утвердительно закивал головой.

— Неужто ты и в самом деле так незаменим, ежели два человека и, я полагаю, не глупых, так ценят тебя?!

— Это, конечно, навряд ли, но что-то рациональное в этом, безусловно, есть… — подавив приступ смеха, с игривым подтекстом ответил Андрей Петрович. — А как же теперь быть с чертом, к которому ты меня послал как ученого? — не унимался он.

— То было упомянуто к месту! — сказал, как отрезал, Фаддей Фаддеевич. — И не провоцируй меня более на подобные высказывания! Тоже мне друг, называется! — негодующе глянул он на Андрея Петровича и вдруг резко переменил тему разговора. — Меня, честно говоря, очень интересует, как все-таки отреагирует на твои научные изыскания Михаил Петрович? — уже серьезно, с долей озабоченности произнес Фаддей Фаддеевич.

— А ты, Фаддей, вроде как ревнуешь Лазарева? — высказал предположение Андрей Петрович.

— Да какая там ревность? — без обиды сказал капитан. — Конечно, у Михаила Петровича большой опыт дальних плаваний. Он не только «отмотал» кругосветку, но и много наплавал в английском флоте, так как британские корабли, как ты знаешь не хуже меня, в гаванях подолгу не задерживаются. А посмотри, как он держит строй кильватера! Я иду на «Востоке» свободно и комфортно, а он на своем тихоходном «Мирном» гонится за мной изо всех сил под всеми лиселями, и даже невооруженным глазом видно, как прямо-таки гнется от натуги его рангоут. Еще хорошо, что он успел до моего прибытия в Кронштадт укоротить мачты на несколько футов, а то мог бы, не приведи господи, и потерять их при свежем ветре.

И до чего же бестолков наш морской министр де-Траверсе. Ведь можно же было, когда одновременно формировались к дальним плаваниям обе дивизии, в 1-ю, мою, включить быстроходные «Восток» и «Открытие», а 2-ю дивизию под командой капитан-лейтенанта Васильева, предназначенную для отыскания северо-западного прохода из Тихого океана в Атлантический, сформировать из более тихоходных «Мирного» и «Благонамеренного». Да где там, заладил, как попугай: «Так было у Крузенштерна, так было у Крузенштерна…» А что было у Крузенштерна, когда Александр I чуть ли ни пинками подгонял и Адмиралтейств-коллегию, и Ивана Федоровича, а заодно и камергера Резанова, к быстрейшему выходу экспедиции в первое кругосветное плавание? Эти суда, «Надежду» водоизмещением в четыреста пятьдесят тонн и «Неву» — в триста пятьдесят тонн, предназначенные для этого кругосветного плавания, Юрий Федорович Лисянский купил в Лондоне за двадцать две тысячи фунтов стерлингов, что составляло почти столько же в золотых рублях по курсу того времени. И он просто не мог потратить большую сумму денег для покупки равноценных судов.

Да и Крузенштерн с Лисянским прошли вместе только от Кронштадта до мыса Горн, где, как ты, конечно, помнишь, — Андрей Петрович утвердительно кивнул головой, — во время бури «Надежда» и «Нева» потеряли друг друга из вида, а затем соединились вместе только на Нукагиве и почти сразу же разошлись на год у Гавайских островов. Правда, затем они вместе пересекли Индийский океан от Макао в Китае до Капштадта у мыса Доброй Надежды на юге Африки, но оттуда до Кронштадта добирались уже опять порознь, потеряв во время шторма друг друга из вида. К тому же Лисянский пошел из Атлантики в Кронштадт не кратчайшим путем через пролив Ла-Манш между северным берегом Западной Европы и островом Великобритания, а вокруг Британских островов, установив тем самым рекорд продолжительности плавания без захода в порты. Лично у меня сложилось впечатление, что Лисянский по каким-то причинам принципиально не желал идти в паре с Крузенштерном и при первой же возможности предпочитал продолжать плавание самостоятельно. Так было и у мыса Горн, так было и после выхода шлюпов из Капштадта. Одним словом, их так называемое совместное плавание можно назвать совместным только относительно. А нам, флотским офицерам, это преподносилось как образец совместного дальнего плавания.

И вот теперь мы, капитаны как первой дивизии, так, наверное, и второй, мучаемся, чтобы, не дай бог, не потерять друг друга из вида, периодически обозначая свое место в темное время суток фальшфейерами. Дикость какая-то, да и только! — и Фаддей Фаддеевич в сердцах бухнул кулаком по столу.

А затем, несколько успокоившись, уже деловым тоном продолжил:

— Думаю после датских проливов до Портсмута в Англии идти с «Мирным» порознь. Пусть Михаил Петрович хоть недельку отдохнет от погони за мной.

— А ты, Фаддей, оказывается, бываешь и справедлив?

— Бываешь, — усмехнулся тот. — Когда ты впервые самостоятельно делал повороты на «Надежде», меняя галсы, то, честно говоря, смотреть было тошно. А я хоть раз упрекнул тебя?