— Нет, Фаддей, ты был на высоте, — благодарно вспомнил прошлое Андрей Петрович.

— То-то! — удовлетворенно хмыкнул капитан и уже убежденно продолжил. — Командир всегда должен проявлять заботу о подчиненных. Но не сюсюкать, как добренькая нянечка. Каждый в команде должен знать свое место и отвечать за свои дела и поступки.

Андрей Петрович утвердительно кивнул головой. «Сразу видно, что Фаддей прошел хорошую школу флотского офицера за эти годы. Да и командовать фрегатом не так-то просто…» — рассудил он. И в этом вопросе друзья были, как всегда, единодушны.

* * *

При подходе ранним утром к фарватеру гавани Копенгагена на «Востоке» заранее подняли сигнал для вызова лоцмана при пушечном выстреле и убавили парусов. Однако шлюпки с лоцманами не было видно. Когда же показался входной буй, капитан не выдержал:

— Что они, спят, что ли, как сурки?!

И еще убавив парусов, решил сам пройти фарватер, особенности которого изучил по лоции заранее. Шлюп медленно продвигался вперед, оставляя буй по правому борту. Вдруг толчок, и моряки по инерции подались вперед — «Восток» приткнулся к мели…

— Приехали! — процедил сквозь зубы капитан и тут же громко отдал команду: — Убрать паруса!

Заверещали боцманские дудки, и матросы вахтенной смены рассыпались по мачтам.

— Передать на «Мирный» приказ отдать якорь!

И когда тот бухнулся в воду, сигнальщик доложил, что «Мирный» запрашивает, не нужна ли помощь.

— Передай: «Спасибо, не нужна!» — с горечью в голосе приказал капитан.

По трапу на мостик взбежал запыхавшийся старший офицер.

— Фаддей Фаддеевич, в носовых отсеках течи не обнаружено! — на одном дыхании доложил он.

— И на том спасибо… Иван Иванович, распорядитесь спустить на воду баркас и завезти верп.

Когда заскрипели тали и в спущенный на воду баркас лихо попрыгали матросы, наконец-то показалась лоцманская шлюпка.

— Вот, сволочи, — негодовал капитан, обращаясь к Андрею Петровичу, — что делают! Переносят входной буй чуть в сторону, по вызову на судно не являются, ожидая, когда оно сядет на мель, а затем являются собирать мзду за оказание помощи по снятию его с этой самой мели. Красота! И волки сыты и овцы целы… Ведь они прекрасно знают, что при посадке на песчаную отмель, да еще на малом ходу, никаких серьезных последствий быть просто не может, зато берут с мореходов «честно» заработанные деньги. Вот я их!..

Фаддей Фаддеевич подошел к борту и, не спуская трапа, обложил незадачливых «предпринимателей» выражениями, не требующими перевода во всех флотах мира, пригрозив сообщить об их проделках начальству. Те же, уяснив, что их уловка разгадана, налегли на весла, уходя подальше от разгневанного капитана.

Верп был уже завезен с кормы, шпилем легко оттянулись, и шлюп мягко сошел с мели на фарватер.

— Все, Фаддей Фаддеевич, вроде как вышли на чистую воду, — суеверно поздравил капитана старший офицер, истово крестясь.

— Вроде бы так, Иван Иванович, — устало ответил тот, опустошенный борьбой с внезапно возникшей опасностью.

Затем встретился взглядом с Андреем Петровичем, как бы предупреждая его: «Переговорим, мол, потом, попозже…»

Между тем подошла шлюпка с другими лоцманами, которые поднялись на шлюпы и благополучно отвели их в гавань Копенгагена.

* * *

Вечером вестовые внесли кресло, а за ними в каюту буквально ввалился Фаддей Фаддеевич.

— Все бумагу переводишь, чернокнижник? — «приветствовал» он Андрея Петровича, писавшего за письменным столом в призрачном свете свечей.

— А ты что разоряешься? — спокойно спросил тот.

— Радуюсь! — огрызнулся Фаддей Фаддеевич. — Очень радуюсь посадке на мель на глазах команд двух шлюпов почти в самом начале дальнего плавания. С почином вас, господин капитан второго ранга! — и плюхнулся в кресло.

— Ну что ты терзаешь себя, Фаддей, а заодно и других? — не выдержал Андрей Петрович. — Подумаешь, какая невидаль — ткнул форштевнем песчаную отмель…

Капитан уставился на него не понимающим взглядом.

— Да известно ли вам, господин почетный ученый, что любое касание грунта кораблем военно-морского флота является чрезвычайным происшествием, и я должен теперь «отмываться» за это перед Адмиралтейств-коллегией…

— Не вижу проблемы, — недоуменно пожал плечами Андрей Петрович. — Заяви об этом инциденте в морскую инспекцию порта, и лоцманы, приведшие нас в гавань, с большой охотой подтвердят как факт переноса входного буя, так и несвоевременное прибытие лоцманов по вызову судна. Конкуренция, понимаешь ли… А тебе, уважаемый господин капитан, останется только приложить заключение инспекции к своему рапорту, и все дела.

Взгляд Фаддея Фаддеевича стал светлеть.

— Ты так думаешь? — неуверенно, но с надеждой, спросил он.

— Не думаю, а уверен в этом!

— И что бы я делал без тебя, Андрюша?! — и тут же быстро добавил: — Только не вздумай опять вспоминать про своего Кускова. Я говорю тебе это от чистого сердца.

— Я бы ответил тебе на это твоими же словами: «Пользуйся моей добротой, сударь, пока я жив», но не могу по известной тебе причине.

— Кто старое помянет… — И вдруг его глаза заблестели. — А ты, Андрюша, сам-то когда-нибудь садился на мель или вроде того во время плаваний твоих экспедиций? Только честно, как на духу.

Андрей Петрович, как бы оценивая психологическое состояние друга, посмотрел на него. «Стоит ли именно сейчас затрагивать столь важный вопрос или отложить до лучших времен? Но Фаддей, вроде бы, отошел, успокоился…» И он решился.

— Нет, не садился, но был близок к гораздо худшему, — и, видя нетерпение Фаддея Фаддеевича, продолжил: — Во время нашего перехода в Новую Зеландию, ночью, уже в южных тропиках за экватором, впередсмотрящий услышал прямо по курсу шум отдаленного прибоя, и рассыльный срочно доложил об этом мне и шкиперу. Выскочив в одних трусах на мостик, я успел положить судно в дрейф — между прочим, твоя школа, Фаддей! — и отдать якорь. А утром мы увидели огромные валы наката, разбивающиеся о коралловый риф. Так был открыт атолл, не указанный на карте.

— Вот ты уже успел и атолл открыть, — с грустью заметил капитан.

— Не унывай, Фаддей, откроешь и ты, и не один!

— Я верю тебе, Андрюша, ты — вещун…

Андрей Петрович усмехнулся и продолжил:

— А несчастья не случилось только потому, что еще в самом начале плавания я дал указание шкиперу, в общем-то опытному мореходу, в темное время суток идти с убавленным количеством парусов. Как мне показалось, тот посчитал меня не то, чтобы трусом, но слишком осторожным человеком, а, вернее, перестраховщиком. И только после этого случая он понял мою правоту, хотя открыто ни разу не сказал мне об этом. Шкипер просто не учел того обстоятельства, что мы, выполняя секретную миссию, прокладывали курс, избегая проторенных морских путей.