расплакаться. Я вспомнил о каменных статуях детей на улице и о том, что́ они сжимали в своих маленьких ручках, и тоже едва сдержал слезы.

Потом мы услышали, как внизу открылась другая дверь. Прижавшись друг к другу и дрожа от страха, мы заглянули за угол пролета, хотели убедиться, что существо не идет за нами. Но внизу была уже другая тварь. Я увидел, как она суетится возле двери, словно курица-наседка, и закричал бы, если б у меня не перехватило дыхание.

Эта тварь двигалась быстрее, чем первая, с помощью двух черных палок. Скрюченная и горбатая, облаченная в пыльное черное платье, подол которого волочился по полу. Проглядывающее сквозь вуаль лицо было худым и болезненно бледным, как личинки жуков, которых мы находили под отсыревшей корой деревьев. А когда она издала свистящий звук, мои уши пронзила боль и кровь застыла в жилах.

Лицо у Пикеринга перекосило от страха, оно так побледнело, что было видно одни глаза.

– Это же старушки? – спросил он надломленным голосом.

Я схватил его за руку.

– Нужно выбираться отсюда. Может, с другой стороны есть окно или еще одна дверь?

Если это так, мы должны подняться по лестнице, пробежать через все здание и найти другой путь на первый этаж, и только тогда сможем выбраться.

Я снова посмотрел вниз, чтобы проверить, что они делают, и тут же пожалел об этом. Теперь там было еще двое. Высокий человек с похожими на ходули ногами поднял на нас неподвижное лицо. У него не было ни губ, ни носа, ни век. Он был одет в мятый костюм, на поясе висела золотая цепочка для часов. Перед ним стояло плетеное кресло на колесах, в котором лежал сверток, завернутый в клетчатые одеяла. Из-под одеял выглядывала маленькая голова в кепке с лицом желтым, как консервированная кукуруза. Первые двое стояли возле открытой двери, так что путь к отступлению был отрезан.

Мы бросились вверх по лестнице в еще более жаркую тьму. Тело у меня стало каким-то тяжелым и неловким, ноги подгибались. Пикеринг с фонариком бежал впереди и локтями не давал мне обогнать его. Я натыкался на его спину, запинался об его лодыжки и сквозь его учащенное дыхание слышал, как он давится слезами.

– Они гонятся за нами? – спрашивал он не переставая. У меня не хватало воздуха в легких, чтобы ответить ему. Мы бежали по длинному коридору мимо десятков закрытых дверей. Я старался смотреть только вперед и знал, что окаменею от ужаса, если одна из дверей откроется. Мы с Пикерингом топали так громко, что я совсем не удивился, когда услышал за спиной щелчок открывшегося замка. Мы обернулись на звук – и это было нашей ошибкой.

Сперва нам показалось, что существо нам машет. Но потом поняли, что костлявая дама в грязной ночной рубашке двигает своими длинными руками, чтобы привлечь внимание других тварей, поднимающихся по лестнице вслед за нами. Мы услышали доносящееся из темноты суетливое шарканье ног. Я удивился, как эта тварь сумела разглядеть нас сквозь грязные бинты, которыми была замотана ее голова. Снова раздался жуткий свист, и тут же стали открываться другие двери, будто выпуская спешащих из комнат тварей.

В конце коридора виднелась еще одна лестница, освещенная чуть больше благодаря свету, проникавшему сквозь окно тремя этажами выше. Но стекло, похоже, было грязным, потому что на лестнице меня посетило чувство, будто мы оказались под водой. Когда Пикеринг повернулся, перед тем как броситься вниз по лестнице, я увидел, что лицо у него блестит от слез, а по одной штанине расползается темное пятно.

Спускаться вниз оказалось невероятно тяжело. Будто у нас совсем не осталось сил, будто страх высосал их подчистую. Но не только он мешал бежать. Воздух казался настолько сухим и спертым, что было тяжело дышать. Рубашка у меня прилипла к спине, подмышки взмокли. Волосы у Пикеринга были влажными, он сильно сбавил скорость, и я обогнал его.

Спустившись с лестницы, я вбежал в другой длинный пустой коридор с закрытыми дверями, из конца которого шел сероватый свет. Решив немного передохнуть, я согнулся пополам и уперся руками в колени. Но бежавший сзади Пикеринг врезался в меня и сбил с ног. Он перепрыгнул через меня, при этом наступив мне на руку.

– Они идут, – в слезах проскулил он и поковылял дальше по коридору.

Поднявшись на ноги, я последовал за ним. Хотя эта идея мне не нравилась, поскольку, если некоторые из них остались ждать нас в холле у входных дверей, а другие зайдут к нам с тыла, мы окажемся в ловушке. Я даже подумал о том, чтобы открыть дверь в одну из комнат и выбить доски на окне. Когда мы бежали по коридору, из них выходили словно разбуженные шумом твари. Из некоторых, но не из всех. Так что, возможно, стоило попытать счастья за одной из дверей.

Я окликнул Пикеринга. Вместо оклика у меня получился какой-то сип, как у школьного астматика Билли Скида. Поэтому, видимо, Пикеринг меня не услышал, поскольку продолжал бежать. Когда я гадал, какую дверь выбрать, раздался тоненький голосок:

– Можешь спрятаться здесь, если хочешь.

От неожиданности я подпрыгнул с криком, словно наступил на змею, и уставился туда, откуда донесся голос. Из щели между дверью и рамой выглядывало лицо маленькой девочки. Она улыбнулась и открыла дверь шире.

– Они тебя здесь не найдут. Мы можем поиграть с моими куклами.

У нее было очень бледное лицо, на голове – черный чепчик, украшенный бантиками. Глаза казались покрасневшими, словно она долго плакала.

Грудь у меня ныла, глаза жгло от пота. Пикеринга все равно уже было не догнать. Из темноты доносился топот его ног. Я понял, что больше бежать не могу, поэтому кивнул девочке. Она отошла в сторону, пропуская меня. Подол ее платья скользнул по пыльному полу.

– Быстрее, – с возбужденной улыбкой произнесла она, затем выглянула в коридор, проверить, не идет ли кто. – Большинство тут слепые, но слух у них хороший.

Я вошел в дверь. Оказавшись рядом с девочкой, я почувствовал странный запах. Так же пах раздавленный труп кошки, который я нашел в лесу однажды летом. И еще этот смрад чем-то напоминал старый бабушкин комод со сломанной дверцей и маленькими железными ключиками в неработавших замках.

Девочка тихо закрыла за нами дверь и двинулась в комнату, высоко подняв голову, словно «маленькая леди», как сказал бы мой папа. Свет пробивался в комнату из красно-зеленых окон, расположенных под самым потолком. Сверху свисали две большие цепи со светильниками без