Зал был полон. В первых рядах – Регина Чумарова, главные особы города, мэр с супругой – всем известна его маленькая слабость открывать все подряд и перерезать ленточки: от детской площадки до Дня города; богатые и знаменитые, спонсоры, а также пресса в лице культового журналиста Алексея Добродеева. Читателю он, возможно, знаком под именем Лео Глюка. Рядом с ним дипломированный мастер художественной фотографии, лауреат многих премий, в том числе зарубежных, Иван Денисенко. Тут же конкурент Дома, кутюрье Рощенко, полный зависти и скепсиса, в своей обычной красной бейсболке козырьком назад. Публика – в основном женщины – пребывает в состоянии эйфории и ожидании чудес. Негромкие голоса, стук стульев, смех, шелест программок; едва слышная музыка, где-то очень далеко, классика…

Игорек Нгелу-Икеара стремительно проходит по длинному помосту; его встречает шквал аплодисментов. Он стоит, немыслимо красивый, в белом костюме, его гладко обритая голова сверкает в свете люстры. Он протягивает вперед руку с розовой ладошкой, призывая к тишине, и начинает свой спич:

– Дорогие гости! Дамы и господа! Позвольте мне поблагодарить всех вас за интерес и поддержку, которые «Икеара-Регия» чувствует головой, сердцем и нервами. Надеюсь, мы не подведем и не разочаруем. Наше представление в двух частях: фантасмагория, навеянная Венецианским карнавалом, и реалити-шоу. Виват! Виват! Виват!

Он поклонился – зал утонул в овациях; Иван Денисенко защелкал камерой; Леша Добродеев возился с мобильным телефоном, мысленно чертыхаясь – что-то там заклинило. Регина не выдержала и поднялась. Служитель подскочил к ней с микрофоном. Игорек протянул руку и втащил ее на подиум. Она стояла рядом с ним: крупная, широкая, большеголовая, тоже в белом костюме, в красных туфлях на высоких каблуках. С багровым лицом и сбитым дыханием – запыхалась, пока лезла наверх. В глазах светилось торжество – вставила фитиля Чертушке! Ее выступление в программе не предусматривалось. Они стояли рядом, плечом к плечу, заклятые соперники-партнеры.

– Дорогие мои! – Регина взмахивает рукой. – Это знаковое событие останется в истории города навсегда. Что я хочу сказать… – она слегка запнулась. – Э-э-э… вы увидите феерическое шоу, в которое мы вложили всю душу! Да! Всю душу! А помните… помните, как начинался Дом? Помните? Позвольте напомнить! Он тогда назывался «Регина»! Сколько… воды с тех пор… даже не вспомнить! До слез!

Игорек шевельнулся и потянул носом; улыбка сползла с его лица. Если мадам ударяется в воспоминания, то это надолго. Кроме того, от нее тянет виски – не выдержала, приняла от волнения. Игорек обнимает ее, прижимает к себе, целует руку и проникновенно произносит:

– Наш Дом – заслуга вот этой замечательной женщины, ее усилий, воли, дерзаний! Вы все ее знаете! Ваши аплодисменты, господа, Регине Чумаровой!

Он снова целует опешившей Регине руку и уволакивает ее с подиума. Она до того растерялась, что безропотно уходит. Их сопровождает новый шквал аплодисментов.

– Она чуть не упала, видели? – злорадно шепчет кутюрье Рощенко соседу. – Говорят, пьет как лошадь, не понимаю, зачем ее выпускают!

Классическую музыку сменяет галоп. На подиуме, подпрыгивая в ритме мелодии, появляется странное существо с головой жирафа: длинная шея, желтая с коричневыми пятнами голова, уши и рожки. Секундой позже – новое существо с головой зебры: резкие черные полоски и черная грива. На существах белые курточки из искусственного каракуля с короткими рукавами, кюлоты чуть ниже колен, на тонких ножках громадные ботинки на толстой подошве. Они допрыгивают до конца подиума и кланяются. Их встречают гром аплодисментов и хохот. Некоторые привстают, чтобы рассмотреть получше. Непрерывно щелкают камеры и айфоны. Клац-клац-клац…

Жираф и зебра упрыгивают за ширмы. На смену им марширует высокая девушка в ботфортах, в пышной черной с белыми полосами юбке с четырьмя разрезами и черном лифчике, усыпанном блестками; на лбу у нее обруч с торчащими рожками, на лице черная сверкающая маска. Она похожа на робота: движения ее скупы, выверены, бесчеловечно совершенны.

Мгновенная тишина – и снова взрыв аплодисментов.

Девушку в маске сменяют три новые – в шляпках-кастрюлях с полупрозрачной вуалью, закрывающей лицо; сверху прозрачный черный бант; на них длинные узкие юбки с высокими разрезами спереди и сзади, на плечах черное в блестках болеро фасона «летучая мышь», а на ногах высокие шнурованные ботинки. Движения девушек синхронны, глаза таинственно сверкают под вуалью, ярко-красные губы выделяются резким пятном. Они удаляются в сопровождении аплодисментов.

Их сменяет пара карикатурно тонких, стриженных почти наголо, с мертвенно белыми лицами существ – ни бровей, ни ресниц; громадные рты, накрашенные бордовой помадой; на скулах – сердечки и блестки, вокруг глаз – черные круги. Они наряжены в серо-синие пышные полупрозрачные шифоновые платья с рукавами, как крылья; оба босы, с красным лаком на ногтях. Идут, держась за руки. У одного заметно оттопыренные уши.

Мгновенная тишина – и тут же вопли «браво» и хохот!

Дальше выход девушки в черной короткой кожаной юбке и лиловом свитере с пышными рукавами-буфами; ноги в черных непрозрачных чулках чуть выше колен тонкие и кривые; поверх чулок видна полоска голой кожи. Ботинки.

Аплодисменты!

Еще одна девушка-соло в расклешенной куртке под леопарда и такой же юбке, на голове соломенная шляпка с широкими полями и большим красным цветком спереди. Она проходит, приплясывая и покачивая бедрами; развеваются полы, открывая символический топ на бретельках и коричневую кожу. На ее шее раскачивается маятником сверкающий медальон на длинной массивной цепочке.

– Не могу понять, – говорит Леша Добродеев, наклоняясь к Ивану Денисенко, – что это? Какое-то гениальное уродство! Как тебе?

– Супер! – Иван показывает ему большой палец, не отрываясь от камеры. – Восторг, встряска. Все осточертело, а тут смотрел бы и смотрел! Зрелище! Ну, Игорек! Порадовал старика. – Насчет старика, конечно, кокетство: Иван – мужчина в соку и самом расцвете.

Снова тонкая бледная парочка существ без пола. Впереди то, что повыше, за ним второе, пониже. Первое с зелеными торчащими на голове перышками, второе с розовыми. Лица раскрашены сообразно в зеленое и розовое. Пышные белые воротники-жабо, белые платья в форме трапеции с разноцветными вертикальными полосками, и туфли-котурны на высокой платформе. Они проковыляли до конца – было видно, что ходить им трудно, – повернулись, доковыляли обратно и исчезли.