Поэты и писатели рассказывают нам о наших чувствах. Они находят способы выражать невыразимое. Иногда они говорят нам правду, иногда – лгут, чтобы не разбивать нам сердца.

Боб всегда был впереди – он находил в работе такие пути, которые, может быть, трудно понять. Однако многое из того, что он тогда написал в «Тарантуле», сейчас понять не так уж трудно. Люди меняются, меняются и их чувства. Но «Тарантул» не менялся. Боб хочет, чтобы он был опубликован, и, значит, настало время его опубликовать. Это первая книга Боба Дилана. Вот так он ее и написал – теперь и вы это знаете.

арета/ кристаллическая королева музыкальных автоматов[3] гимна им напыленная в ране пьяного переливанья внемлет калечной волне сладкозвучной и криком приветствует о великую отдельно взятую бобину эльдорадо и тваго битого личного бога но ей же не смочь она вождь тех когда следом вы, ей не смочь у ней нет позади ей не смочь… под черными цветастыми железнодорожными вентиляторами и сенью фиговых листьев и псами всенощных кофеев, растут как арки и снадобья гармонькины батальоны болезных тру́сов, булдыги с быльём пока что настойчивей и громче стоны и руки похоронного барина с единственным страстным поцелуем репетируют с самых сумерек и забираясь в кусты с каким-нибудь излюбленным врагом срывая почтовые марки и чокнутых почтальонов и отрекаясь от всяких чинов и дерзанье знакомей чем само по себе, необходимо, чтоб знать что мать не дама… арета без целей, вечно одна и всего на шажок мягче неба/ да будет ясно что этой мелодией владеет она а также ее дипломатами чувств и ее землей и ее музыкальными тайнами

рукописный кошмар резанутого горла там и сям и узрите провидящего слепую преданность лисе-законнику, месячному купидону и пьянящим призракам догмы… нет да будут лодочники в купальных халатах навсегда изгнаны и помазаны в по́лки ада-заживо, сна без выдумки, повтора без перемен и жирных шерифов что высматривают погибель в матрасе… халлалуйя и грядет главарь бродяг и посвящает духовного цыгана дэйви[4] в лагерь ныне проник иностранный диктатор, розовое ФБР и выспрашивает неведомые промахи мирного времени столь святы и серебряны и благословенны рельефом калейдоскопа и сандалевой девочкой… грезить о танцующих девах глатокешах и бродячем аполлоне за трубным орга́ном/ ненаучным болтунам и смазливым штучкам свезло и подъемлют губки и постреливают гла́зками да прицениваются сплеча менестрельных куку-потех адама с евой… спасовав возможность отдубасить лихих духов и сделкодержцев до рыбоподобных фигляров и вошкая вашенские сумбурные цели… поддаваясь на уговоры, преступленье против народа, что расценится наряду с убийством и пока борются за свои права доктора́, учителя́, банкира́ и мойщики канализации, они обязаны быть ныне жутко щедры… и шагом в март туда, где охотник за петлицами ведет со своим буревестником/ жемчужинка бейли[5] втаптывает его в бьюик и где нищета, совершенство нерастраченных клиентов нептуна, играет в прятки и сбегая в стой кто идет? и сейчас не время на глупости, поэтому надевайте свои здоровенные башмаки и мозжите мусорных клоунов, почасовую норму и клизмаков и где младшие сенаторы и гоблины срывают верхушки с вопросительных знаков а их жены пекут что ни попадя и валяйте же и мечите печенкой по мордасам и покатайтесь в слепаках[6] и в набожные уляженья ареты и движенье и найдите себе свою нимфу без совести и разбомбив свое юное уязвимое достоинство лишь бы раз и навсегда увидеть есть ли в нем дыры и во вселенной музыка играет и глядь как она коня морского укрощает/ арета, сочтенная хористами и другими мутерами перлов слишком мрачной чересчур ведьмой и разве ты счастливых песенок не знаешь

радушная могила рекламируется и уступается в прихотях и журналах, на которых сидит домохозяйка. обнаружив что ее финансируют, прободают, но никогда в них не цензурят и к тому ж никогда не смывая себя за собой/ она обделяет свое стылое тело смелостью стелиться – закрывать его собственную дверь, способность умереть от налета на банк и вот ловит за пятки старых звезд, что снимают жуткие фильмы на ее грязи и ее лице и не всякому сейчас дано в нее врыться. она частная собственность… базуки в гнезде и оружье изо льда и из всепогодного вздрога и они щебечут, оставляют шрамы и убивают младенцев средь прелести дамы стыд и ее постоянного недруга, тома сойера из овсянки на завтрак от чего все женщины не обращают вниманья на эту туалетную бойню отныне зовомую ЛОНСО[7] и должны шагать проспектами жизни вечно с ленивым народом кому больше нечего делать окромя драк из-за баб… все уже знают что войны учиняются деньгами и алчностью и благотворительными организациями/ домохозяйки здесь нет. она баллотируется в конгресс

передавая сахар железному человеку из бутылок что приходит с ухмылкой и теплампой и он в этом году толкает бляхи «чих рук дело» и он деляга любви с первого взгляда… вы видели как он из тупого пень тюха побеги дает пучка панибратства и он мудр и говорит со всеми так, словно они только что отворили дверь/ ему не нравятся те, кто утверждает, будто он произошел от мартышек но он тем не менее глуп и уничтожающе скучен… пока повар Аллах соскребает голод у себя с пола и забивая его в парящие блюда с ревом и остатки бараньих глав восхваляют власть друг друга и спорят о прыщах и декламируют календари и тычут пальцами в одеянье друг друга и жидкость и распадаются на сегменты и умирают чокнутой смертью и блевота смертной фермы ревущего фарса и для чего Иисусу Христу быть Иищё лишь одной бараньей главой? когда все тонто и эйбои[10] ног под собой не чуют пытаясь сфругнуть[11] пока кимосаби и мистер палладин[12] проводят все свободное время не вместе но поровну и все равно почему б не подождать пока смех между тем не выправит дело и ОЙЁЙ бац и вся эта ярость когда бывший ковбой-любовник виснет вверх тормашками и Сюзи Кью[13] ангел кладущий новенький дайм в эту восприемную машину а наружу брызжет знак визгливый и замерзающий и врезающийся в потроха какой-то отвратной табуретки и это свирепая свара и железный человек собирая бляхи свои «чих рук дело» и раздавая их задарма и пытаясь подружиться и хоть ты даже ни в какой политической партии, теперь готов, ты готов вспомнить что-то о чем-то