– Конечно, сержант, – отозвался Дугардин, довольный, что все более или менее разрешилось.

– Если бы меня спросили, я бы ответила, что происходит нечто странное, – заметила Мартенс, когда Версавел вернулся.

Сержант пожал плечами:

– Какая разница – это наш хлеб, мэм.

– И что дальше? – спросила она с оттенком негодования.

– Но человек лжет, – прервал их Дегроф. – Я никому не звонил! Я провел вечер на свадьбе в Антверпене, с племянником Анны-Мари. Мы остались на ночь. Вот почему магазин был закрыт на весь уик-энд. У меня сто свидетелей, которые могут подтвердить это.

– Успокойтесь, господин Дегроф, – сказал Версавел. – Никто ни в чем не обвиняет вас. Вы пострадавшая сторона, не забывайте. Теперь мы знаем, что кто-то позвонил в охранный центр от вашего имени. Нам также известно, что кто-то был в курсе ваших планов на эти выходные. Он, видимо, знал, что вы были заняты по семейным обстоятельствам. Но главное, он знал, как обойти сигнализацию.

Ханнелоре Мартенс одобрительно кивнула. Сержант Версавел знал свое дело. Ее недоверчивость исчезла. Ее коллеги обычно высокомерно относились к полиции Брюгге.

Дегроф тупо смотрел в пространство и вытирал лоб носовым платком.

– Расслабьтесь, господин Дегроф. Мы сначала осмотрим мастерскую, а потом вернемся за вашим заявлением, – сказал Версавел.

– Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам? – спросила Ханнелоре Мартенс, не уверенная, стоит ли оставаться с Дегрофом.

– Я не могу позволить себе делать ошибки, когда рядом заместитель прокурора, – пошутил Версавел, но, к счастью, у нее было чувство юмора.

– Я не думаю, что это очень опасно, сержант.

Ее реакция понравилась Версавелу.

Не успели они войти в мастерскую, как Дегроф сунул платок в карман, схватил телефонную трубку и нервно набрал отцовский номер. В трубке прозвучало не более трех гудков, Людовик Дегроф не был соней, он вставал ровно в 6.30 каждый день без исключения.

– Алло, папа, это Гислай.

Людовик Дегроф слушал путаный отчет сына и, когда тот закончил, дал ему необходимые инструкции.

– Я сразу же позвоню комиссару. Оставайся там, – сказал он по-французски. – Я обо всем позабочусь. – Он всегда обо всем заботился.

– Здесь ужасный запах, – сказала Ханнелоре.

– Я об этом и говорю, – проворчал Версавел.

Он осмотрел стенной cейф. Тот, кто его открыл, знал, что делает. У Версавела был опыт в таких делах. Он провел часть военной службы в бомбохранилище.

– Пусто? – спросила она.

– Более чем. – Однако он заглянул внутрь, чтобы удостовериться. – Ничего. Профессионалы никогда ничего не оставляют после себя.

Ханнелоре снова закашлялась. Едкий смрад не уходил, несмотря на открытую дверь.

– Это кислота, – определила Мартенс. – Я помню, когда я еще была ребенком, как мой отец опускал паяльник в соляную кислоту. Тот же запах.

Версавел кивнул. Он хотел сказать ей, что она хорошая девочка и что такие заместители прокуроров так же редки, как и белые бегуны-марафонцы.

Площадь мастерской была не более тридцати квадратных футов. Напротив двери стоял верстак с шарнирным рычагом, со встроенными светильниками и увеличительным стеклом, тисками и множеством различных инструментов, разбросанных в беспорядке, и компактное полировальное колесо. Здесь, по-видимому, проводился мелкий ремонт.

Версавел вдруг заметил прямоугольную стеклянную емкость, похожую на аквариум, на полу между верстаком и стеной. Это было как-то неуместно, и он не мог понять, почему никто не заметил этого раньше. Емкость была заполнена мутной жидкостью с серебристой пленкой на поверхности.

– Вот откуда запах, – фыркнул сержант. Он присел и зажал нос над контейнером.

Ханнелоре присела рядом. Их колени соприкоснулись.

– Гадость какая! – Она скривилась и отвернулась.

– Я думаю, мы должны позвать Дегрофа, – сказал Версавел.

Она протянула руку, и он помог ей подняться. Ханнелоре посмотрела на него: красавец мужчина, обходительный, спокойный – ее тип. Она была всегда, еще в студенческие годы, падка на мужчин в возрасте.

– Господин Дегроф, – прорычал Версавел, – можем ли мы пригласить вас в мастерскую?

– Мон дью. – Дегроф взревел, когда Версавел указал на непонятный аквариум. – Aqua Regis[2], мон дью.

«Мон дью» Дегрофа начали действовать Версавелу на нервы, поэтому он не сразу спросил его, когда здесь появилась эта жидкость.

Дегроф рывком открыл ящик под скамьей и извлек резиновые перчатки. Он натянул перчатку на левую руку и сунул руку в странный аквариум. Его лицо выражало тревогу, как будто он боялся найти страшный сюрприз на дне. На лбу вздулась извилистая жилка, усугубляя его и без того невеселый вид, подчеркивая особую асимметричность его выпученных глаз. Он сунул руку так глубоко, что вонючая жидкость едва не залилась в его перчатку. Через тридцать секунд он нетерпеливо вытащил руку. Между его большим и указательным пальцами была зажата тонкая полоска желтого металла.

– Мой бог, – проворчал он.

– И что? – спросил Версавел, изображая неведение. – Удалось ли вам найти что-нибудь, сэр?

Дегроф пристально посмотрел на него и вдруг словно обезумел и стал яростно мешать жидкость и, похоже, не боялся, что жидкость брызгами вот-вот попадет в его перчатку. Версавел и Ханнелоре стояли, словно зачарованные. В считаные секунды он сумел выудить целую кучу чего-то, вероятно золота, со дна.

– Вы хотите сказать, что преступник не взял с собой ничего? – спросила Ханнелоре. Она начала понимать, что происходит.

– Конечно, никто не возьмет на себя труд перерыть весь ювелирный магазин, чтобы просто уничтожить или испортить добычу, – рассудил Версавел трезво.

– Нет? – прорычал Дегроф. – А что вы думаете об этом? – Он протянул руку, чтобы показать несколько грязных драгоценных камней. – Варвары! – завопил он и, не обращая больше внимания на Версавела и Ханнелоре, как одержимый продолжил рыться в нижней части бака.

Версавел посмотрел на Ханнелоре и обнаружил, что она улыбается. Вдруг кто-то крикнул возле магазина: «Привет». Ханнелоре наблюдала, как Дегроф вылавливает предметы, укладывая их рядом с теми, что уже добыл, слева от себя: эксклюзивные браслеты, кольца, ожерелья и серьги.

Версавел вернулся в магазин узнать, что там происходит.

– Версавел, как делишки, детка? – как помятая труба, пророкотал офицер Декостер с типичным для Брюгге выговором. – Жаль, что мы так поздно, друг. Но вы знаете Де-Кайзера. Он всегда полчаса просыпается, затем еще час пытается все объяснить.

Стоящий рядом коллега Йозеф Вермерш расхохотался.