– Мы ведь друзья. – Леська открыла глаза и тут же сощурилась от яркого солнца. – Хотя я тоже не в восторге от твоего решения.

– Почему? – от удивления я слегка приподнялся на локте.

– Я не буду поступать в учебку охотников, – ответила Леся. – Никогда.

– Ну и дела. – Я сел на камень и отряхнул со спины приставшие песчинки. – Что случилось?

– Ничего. Просто я поняла, что в романтике подводной охоты меня манило прежде всего море, а не опасность. Я подала заявление в океанический институт.

– Рыбок изучать? – насупился я. – Не ожидал от тебя такого.

И вдруг на меня накатила волна не обиды, а совершенно другого чувства – я осознал, что решение Леси может навсегда нас разлучить. Навсегда. Это слово больно толкнуло в сердце, и у меня нос зачесался от неожиданно подступивших слез. Кажется, она не поняла, отчего я умолк.

– Обиделся? – Леся подняла на меня взгляд.

– Нет, – вздохнул я. – Но как-то грустно все.

– Может, и не грустно, – она отвела взгляд и устремила его в сверкающую морскую даль. – Все зависит от одного очень важного обстоятельства. Я приехала, чтобы выяснить это.

От странного предчувствия у меня захватило дух. И следующая фраза Леси прозвучала как во сне, как в самой смелой из юношеских фантазий.

– Скажи честно, я тебе нравлюсь? – шевельнулись Леськины губы. – Как девушка.

У меня ком застрял в горле, и мне пришлось с усилием его протолкнуть, чтобы ответить.

– Да. – Собственный голос мне показался чужим. – Очень.

– Тогда обними меня.

Я и думать не мог, что мою мечту мне поднесут вот так, на блюдечке с голубой каемочкой. Бери – не хочу. Но я хотел. Я просто сгорал от желания.

Когда моя ладонь коснулась ее плеча, по жилам пробежала волна пламени – ни в одной из моих фантазий не было ничего подобного. Я обнял подругу и ощутил дрожь в ее теле, обнял крепче, и она прижалась ко мне в ответ.

– Поцелуй меня, – горячо шепнула она мне в ухо.

Я прижал Лесю к себе и принялся целовать, сначала робко, но понемногу все больше входил во вкус, так что скоро мы слились в бесконечном головокружительном поцелуе. Это было похоже на вознесение в небеса и на падение в бездну одновременно – я перестал ощущать пространство вокруг, перестал слышать звуки, кроме биения двух разгоряченных сердец. Я пил этот поток ощущений, я захлебывался в нем, он тянул меня дальше, но я не знал, можно ли сделать следующий шаг. За меня его сделала Леся – она не столько отдалась мне, сколько сама овладела мной, будто я принадлежал ей по древнему матриархальному праву.

Когда все кончилось, я еще долго не мог вернуться в привычный мир ощущений – у меня свистело в ушах, глаза ничего не видели, но в то же время вся Вселенная легко умещалась у меня внутри, и я мог с легкостью разглядеть, что творится в любом из ее уголков. Я видел, как мы с Лесей лежим на камне в объятиях друг у друга, а вокруг ни души на десятки километров вокруг. Вне пространства время скользило наискось, и я понял, что в первую минуту после близости человек становится богом. Только первую минуту, потом все проходит. Я распахнул глаза.

– Я и не думал, что может быть так хорошо, – вырвалось у меня.

– Ты можешь отказаться от распределения, – негромко ответила Леся. – После учебки охотников тебя без конкурса возьмут в океанический. Нам всегда может быть так хорошо.

Если честно, то я ожидал чего-то подобного и все равно не сразу нашелся с ответом.

– Это будет предательством, – буркнул я.

– В отношении кого? – Леся села передо мной так, что на фоне солнца был виден только ее силуэт.

– В отношении мечты. Нашей мечты.

– Ты дурак, – фыркнула она и соскользнула с камня на песчаную полосу пляжа. – Упертый дурак.

Я не стал смотреть, как она надевает купальник. Мне стало стыдно, но я уже точно знал, что не отступлю.

– Никогда не видела такого упрямца. Ты сам себе придумал мечту и уперся в нее, как баран! Не видишь, что все изменилось, не чувствуешь... – Она хотела что-то добавить, но махнула рукой и пошла туда, где мы оставили вещи. – Отвези меня на вокзал! – зло крикнула Леська, натягивая майку.

Я влез в шорты и поплелся к ней.

– Мы ведь хотели подикарствовать тут дня два, – попробовал воспротивиться я.

– Ты думаешь, я смогу пробыть рядом с тобой еще хоть час? Предательство, говоришь? Вот по отношению ко мне ты действительно предатель. Отвези меня на вокзал! Можешь ты сделать хоть эту малость?

Это меня окончательно добило. Я подхватил рюкзак, сунул ноги в узкие туфли и, прихрамывая, направился к тропке, ведущей наверх.

На плацу у наших ног трепетали пятнышки теплого света. В тридцати километрах на юге можно было различить ажурные громады севастопольских небоскребов, так прозрачен был утренний воздух. Небо расчерчивали стрижи, хватая витающий тополиный пух.

– Вольно! – скомандовал командир отделения.

Его зычный голос вырвал меня из мира воспоминаний, сразу приблизив к реальности. Я закинул руки за спину и отставил левую ногу. Остальные девять человек в шеренге тоже расслабились. В тени деревьев еще витали остатки прохлады, воздух был легким и влажным, но на солнце уже начинало приятно припекать.

Командира мы звали Ушан. Не за уши, а за фамилию.

– Ремни к осмотру! – коротко рявкнул он, спугнув с ветвей отдыхающих воробьев и окончательно вытолкнув меня из полудремы.

Эта команда была для нас новой, поскольку сегодня после подъема нам впервые выдали настоящие кожаные ремни с бляхами. Форму тоже сменили с кремовой курсантской на темно-синюю, положенную охотникам по уставу. Не знаю, как других, а меня распирало от гордости, хотя брюки не были подогнаны по фигуре и висели мешком.

Я снял ремень, обмотав им ладонь, чтобы командир мог беспрепятственно осмотреть сверкающую бляху с чеканной Розой Ветров. Я натирал ее до блеска минут пятнадцать, прежде чем бронза пришла в надлежащий, зеркальный вид. Другие старались не меньше, но, несмотря на это, Витяй получил замечание за недостаточное усердие. Меня и Паса Ушан отчитал за неопрятность прически.

– Шею подбрить, – строго выговорил командир, – виски подстричь. Кантик на затылке подровнять.

– Есть! – коротко ответил я.

Такого ответа требовал устав, хотя поначалу я совершенно не понимал, что именно необходимо есть в данном случае. Только позже, на уроке истории морского дела, нам объяснили, что этот ответ трансформировался из английского «Yes!», вполне логичного при ответе начальнику.

– Десять минут на устранение замечаний! – приказал Ушан. – Р-р-ра-зой-дись! Строиться через пятнадцать минут.

Мы рванули в кубрик.