– Я «Гнездо-четыре», уточнить не могу, дверь закрылась.

Загудели насосы, это цистерна подключилась к сливному клапану и начала сливать горючее. Спереди к самолёту подъехал тягач и подцепил борт на жесткую сцепку. Как отъедет заправщик, пилоты запустят двигателя, затем тягач двинет самолёт по рулёжке, а там…

* * *

Подаю знак «делай как я» и начинаю спускаться к открытой форточке пилотской кабины. Следом за мной скользят Истомин и Карачаев, это моя группа, мы будем работать из пилотской кабины.

Матерясь, протискиваемся через открытую форточку.

– Не могли побольше сделать окошко, – шипит Карачаев, зацепившись кобурой.

– Осторожно, лишнего чего не нажми.

В кабине сразу стало очень тесно. Рокировались с экипажем, как головоломку решали. Штурмана отправили через форточку наружу, а то, как кильки в банке – не повернуться.

– «Штаб», группа «Курс» на месте. Группа «Конвой», примите штурмана.

– Принимаем.

Выпроводили штурмана, вроде свободней стало.

– Серёга, – зашептал Истомин, – а ты уверен, что у объектов нет сканера?

– Пусть даже и есть, невелика беда. Что они услышат? Тут аэропорт, эфир забит до отказа. И пусть попробуют найти нашу частоту и что-нибудь понять.

Ладно, пора. Нажимаю тангенту и говорю:

– Всем группам, доложить о готовности.

Пошли доклады:

– «Борт-раз», готов.

– «Борт-два», готов…

– «Борт…», готов, – доложила группа у крайнего левого аварийного выхода.

– «Конвой», готов. – Это группа, которая обеспечит внешнее прикрытие и будет принимать пассажиров снаружи. Она же резерв и будет двигаться к месту, разместившись на тягаче.

– Я «Курс-раз», – говорю в рацию, – внимание, всем! Закрепить заряды и приготовиться к движению.

Немного погодя, внешние группы доложили об установке вышибных зарядов, и что ручки аварийных выходов при этом поставили в положение «открыть».

– Давайте, мужики, – киваю пилотам.

Сразу началась перекличка экипажа. Загудели гироскопы, запищали системы управления. Пилоты речитативом комментировали свои действия, аккомпанируя щелчками клавиш и тумблеров. Получалось забавно, словно звучал этакий технический рэп. Слышал подобное в фильме «Экипаж».

– Во, дают, – шепотом прокомментировал Истомин.

За дверью заорали:

– Эй, в скворечнике… твою… открывайте дверь!

Знаками показываю наклониться бортинженеру и шепчу:

– Скажи – пока не взлетим, дверь не откроем.

Тот кивает и орёт в дверь:

– Некогда. Сядь и пристегнись, сейчас взлетать будем.

– Открывай, сука, сейчас баб ваших стругать мелко начнём. – И звучат глухие удары.

Знаками показываю – занимайтесь своим делом. Бортинженер косится на дверь.

– Как взлетим, откроем, – кричит он, бледнея, а я киваю и показываю пальцами «о'кей».

– …! – Матерятся за дверью.

Обернулся первый пилот:

– Всё, двигатели на холостом ходу.

– Двигай туда, – шепчу бортинженеру, – и сядь так, чтоб на одной линии коридора не быть.

Тот переместился вперёд и скрючился за пилотским креслом, а мы сгруппировались у двери.

– Внимание группам, говорит «Курс-раз», начинаем движение. «Штаб» продублируйте «Поводырю».

– Понял, «Курс-раз», – прошипела рация.

– Двигателям прибавь немного звука.

Пилот поморщился и кивнул. Ну, не знаю, как тут газ обозвать!

Гул двигателей чуть прибавил тон, и самолет покатился. Водитель на тягаче, насмерть заинструктированный, хорошо сработал – стронул борт мягко. Как только тягач вытянет борт и развернёт курсом на полосу, начинаем штурм.

– Эй, в конуре! – заорали за дверью. – Открывай, мать вашу!

И опять звучат глухие рыдания бортпроводницы. Перехватив панический взгляд бортинженера, первый пилот протянул руку и успокаивающе прижал тому плечо. Я присел, Истомин встал за мной, взяли дверь на прицел, Карачаев разместился слева и приготовился её открыть.

За переборкой продолжалась возня и рыдания. Ничего, сейчас откроем дверцу и…

– Полоса, – шепчет первый пилот.

Самолёт замер. Работаем. Командую в рацию:

– Штурм!

Бум! Весь корпус вздрогнул – это одновременно сработали вышибные заряды. Мишка распахивает дверь. В серой дымке, от сработавшей «Зари-2», вижу торчащие из-за угла ноги в серых штанах. Тут простых пассажиров быть не может, поэтому сразу стреляю. После срабатывания вышибных зарядов и светозвуковых гранат, может быть небольшая контузия, но контроль не помешает.

– А-а-а! – заорал террорист, схватившись за раненую ногу. Вместе с ним завизжала бортпроводница за углом, а из салона неслась какофония криков:

– Сидеть!

– Руки за голову!

– Всем руки за голову!

Истомин проскакивает в салон и орёт в унисон остальным:

– Не двигаться!

И тут же:

– Куда?

Бах! Бах! Бах!

Я и Карачаев в коридоре, рядом с «клиентом». Почему-то нет группы, что должна работать через первую дверь, или они уже проскочили? Сама дверь в стороне, но проём что-то серо-оранжевое загораживает и при этом шевелится и шипит.

Я прикрываю, а Мишка «пеленает» террориста.

Стало светлей и я понял, что за серо-оранжевая масса загораживала проход – это сработал аварийный трап. Он развернулся и выпрямился, а рядом с ним застыли бойцы поддержки. Киваю на выход:

– Давай гаврика туда.

Выкидываем преступника наружу. Только вылетел скованный и орущий террорист, в проёме наконец появляется боец группы «Борт-раз». Понятно, что они не могли войти как раз из-за раскладывающегося аварийного трапа. Только и успели «Зарю» кинуть. Карачаев проверяет туалет, затем выдвигаемся в салон. Пассажиры сидят, сложившись пополам, с руками на затылке. Скулёж и ор от страха идёт повсюду. Постепенно крики в салоне смолкли, и вдруг…

Бах! Бах! – Это во втором салоне.

– «Штаб», минус один, – доложили по рации. – Прятался в туалете. Оказал сопротивление. Заряда при нём нет.

Пошли доклады от других групп:

– Второй салон контроль.

– Принято.

– «Конвой», готов.

– Первый салон контроль, – докладываю я и осматриваюсь.

Бойцы держат свои секторы, посматривая на середину прохода. Там один из бойцов накрыл какое-то тело. Подхожу.