этого. Моё имя Утред, но все зовут меня проныра. Я и остроухий будем тебя обслуживать, пока ты находишься в этом месте.

— Остроухий! Что ещё за остроухий?

Мальчишка вставил два пальца в рот и громко, залихватски свистнул. Из-за угла каменного строения, который было видно через решётку, вышел серый ослик, впряжённый в маленькую тележку, с вёдрами, ящиками и лопатами.

— Это остроухий. — С сарказмом в голосе произнёс проныра. Нам велено кормить тебя, приносить воду, чтобы ты пил и мылся, время от времени, и чистить отхожую яму. Сейчас я как раз её расширял, чтобы выгребать её требовалось не так часто как при прежнем обитателе. При нём приходилось выгребать яму раз в десять дней, теперь я сделаю яму в два раза шире.

— Кто тебя прислал?

— Чудак, мы с остроухим прибыли из Гальпы, она сразу за теми холмами. — Проныра указал на горизонт. — Приказ мне передал младший помощник коменданта королевского дворца, при ком, собственно, я и состою на королевской службе. Мне надлежит получать для тебя еду на кухне и доставлять её в узилище. Тебе уже сказали, как называется это место?

— Сказали. Только я не пойму, зачем меня сюда доставили?

— Я и сам мало что об этом знаю. Подобное наказание назначила королева, после того как взошла на престол. Пленник сидит здесь, думает о жизни, и раскаивается в содеянном. Двери твоей темницы можно открыть снаружи, и любой, кто проходит мимо может тебя выпустить, но кто же захочет выпустить предателя и изменника королевства.

— Я не изменник. — Крикнул заключённый. — Меня оклеветали самым подлым образом, и если бы мне удалось выбраться из этой темницы и увидеть королеву, то я доказал бы ей свою невиновность.

— Мальчишка вытаращил глаза на узника и даже выронил лопату.

— Бывший адмирал снизил тон и начал разговаривать спокойно. — Прости, я не хотел тебя напугать, просто мне здесь совсем не место. Если бы ты меня выпустил, то я спас бы свою жизнь и честь, и был бы вечным твоим должником.

Проныра подобрал лопату. — Я вовсе не испугался, просто вспомнил свою историю, и удивился, насколько мы с тобой похожи. Мы обязательно подружимся, тебя как зовут?

— Гай. — Пленник вложил в это слово максимум дружелюбия. — Так что, ты меня выпустишь?

Мальчишка опустил голову. — Прости, не могу. Это ведь только так считается, что любой может тебя выпустить, на самом деле все знают, что королева не простит ослушания. Поверь, я не за себя боюсь.

–

День приближался к своему завершению. Солнце медленно покатилось вниз, чтобы, в конце концов, спрятаться за линию горизонта. Два человека посреди песчаной равнины, брошенные и одинокие, всё ещё разговаривали о своих нелёгких судьбах. У каждого из них была своя история, и непонятно, какая легче.

— Когда мне было четыре года отроду, — Всхлипывая рассказывал проныра, — Моя мать умерла от чахотки, и отец воспитывал нас с сестрой один. Он хотел, чтобы сестра вышла замуж за дворянина, а я поступил в пажи и получал образование во дворце. Не было дня, чтобы он кого-то не просил замолвить слово за своих детей и пристроить их в тёпленькое местечко. Каждый раз, выполняя разные поручения для вельмож, он мечтал об иной судьбе для нас.

— Проныра изменился в лице и заскрипел зубами. — Однажды к нам в дом заявился один тип. Жирный, слащавый, заносчивый, он мне сразу не понравился. Он сказал, что его сына призывают в армию и хотят отправить в военный поход против армии Трабнера, которая высадилась на побережье в трёх днях пути от Гальпы.

— Жирный предложил моему отцу сделку. За место его сына на войну мог отправиться доброволец. — Мальчишка стойко держался, хотя видно было, что он готов расплакаться. Гай всё понял.

— Как ты, наверное, догадался, на войну отправился мой отец, взяв с жирного обещание, что он устроит меня в младшие пажи при дворе, а сестру возьмёт на обеспечение и подыщет ей хорошего, состоятельного жениха.

Утред посмотрел на решетку, за которой мрачное лицо Гая выглядело ещё печальнее. — Это случилось пять лет назад. Ты, наверное, помнишь битву у мыса Ландо? Каждый житель Бонвитана тогда обсуждал это событие.

Гай тяжело вздохнул. — Прекрасно помню. Обе армии сражались до последней возможности, и когда у Бонвитана не осталось ни единого воина, Трабнер не мог продолжать наступление, потому что в его рядах насчитывалось едва ли сто человек. Так до сих пор и не ясно кто победил в той битве. Лично я считаю, что все проиграли. Трабнер погрузил остатки своей армии на корабли и убрался подальше от наших границ, а мы ещё долго не могли восстановить силы после битвы у Ландо.

— Да так и было. Мы с сестрой остались одни, но это было не последнее несчастье, постигшее нашу семью. Сестра тяжело заболела, и нам пришлось продать лачугу, чтобы устроить её к лекарю. А когда я пришёл к тому жирному ублюдку, чтобы он выполнил своё обещание, меня не пустили даже на порог, сказав, что сын этого вельможи служит теперь при дворе в королевской гвардии и никогда не страшился сражений, а при Ландо не участвовал по случайности, хотя очень хотел. Меня вытолкали взашей, обвинив в обмане и клевете на знатных господ, которые никогда бы не стали договариваться с такими отбросами, как я и мой отец.

— Так я оказался на улице. Помощник лекаря, у которого лечилась сестра, пожалел нас и устроил прислугой к нему в дом. С тех пор я вкалывал с утра до ночи, пока королева не придумала узилище и меня не назначили обслуживать заключённых. До тебя здесь сидел пират Робертс, отличный он был парень. Гордый, бесстрашный и верный своему слову. Много мне рассказывал и даже учил меня, когда я был не занят. Он тоже просил выпустить его, обещал взять с собой, своим помощником на корабль, а сестре дать такое громадное состояние, что женихи бы к ней в очередь выстроились. Я ждал, когда сестра поправится окончательно, чтобы бежать втроем, но она была очень слаба и дорога бы её убила.

Остроухий скрывшись в тени, которую роняла деревянная тележка, разлёгся на тёплом песке и захрапел, а проныра, прервав рассказ достал ему из наплечной сумки морковку.

— Эй. — Одёрнул его Гай. Что было дальше?

— Чёрная полоса в жизни. Песчаная буря, которая иногда возникает в этих местах, замела узилище по самую крышу и Робертс погиб. Сестре стало ещё хуже, она слабела на глазах, а сейчас почти не встаёт. Вот почему я не могу тебя