цитадель, с гарнизоном в размере полка, имеющим на вооружении пулеметы и орудия…

— Да, утверждаю. В случае, если этого не произойдет до первого сентября, я готов выплатить вам, господин штабс — капитан, триста червонцев золотыми монетами. — я протянул офицеру руку, которую он тут же схватил.

— Кравчук, разбей! — рыкнул он унтеру, который тут же хлопнул нас по сцепленным рукам.

— Отлично! Готовьте деньги, господин иностранец. — Овечкин сделал несколько шагов, чтобы тут же остановится и резко обернутся ко мне.

— Что-то забыли, господин капитан? — я улыбался.

— Да, черт побери! Вы меня своими разговорами о политике привели в полное смятение мыслей, и я забыл о своем поручении! — штабс-капитан, придерживая шашку, пошагал ко мне: — У меня имеется приказ провести обыск в этом здании, взять под арест всех находящихся там людей, изъять оружие и принять дворец под охрану. Вы собираетесь подчиниться?

— Никоим образом.

— Почему? — искренне удивился штабс-капитан: — Насколько я знаю, у вас там несколько калек, и вы не сможете долго сопротивляться.

— Простите, а вы вообще кто?

— Я же вам представился.

— Я помню, кто вы лично, но извините, на каком основании вы что-то с меня требуете.

— У меня приказ военного министра… — надменно произнес штабс-капитан.

— Лично Александр Иванович Гучков отдал вам приказ на захват вот этого объекта? — я иронично заулыбался.

— Нет, ну конечно, не сам. Его адъютант, подпоручик… — Овечкин щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить фамилию адъютанта.

— Господин капитан, не напрягайтесь, мне все равно, какой из тысячи подпоручиков, что трется возле кресла военного министра и что вам сказал. В соответствии с требованиями Устава уголовного судопроизводства обыск осуществляется мировым судом лично, или под его контролем, или следователями окружного суда. Где уполномоченные люди, где соответствующие бумаги?

— Какие вам еще бумаги? — побагровел Овечкин: — Вы что думаете, мы идиоты? У нас есть точные сведения, что вы вчера захватили это здание с применением химических снарядов! У меня есть приказ, и я его выполню…

— То есть переговоры закончены?

— Да!

— Всего, хорошего капитан.

Мы развернулись, и каждый пошел в свою сторону, только я еще махнул рукой и крикнул «Давай!».

С дребезжанием стекол, распахивались рамы и на подоконники выставлялись пулеметы, все, что у нас были.

Я встал у дверей главного входа, с любопытством наблюдая за развитием событий.

Самыми сообразительными оказались расчеты «максимов». Понимая, какая огневая мощь им противостоит, они, не оглядываясь по сторонам, подхватили свои патроны и пулеметы, после чего шустро побежали в сторону Демидовского приюта для девочек, за углом которого и скрылись.

— Ваше благородие, зайдите в дом, а то подстрелят… — зашептал мне из-за двери вахмистр.

— Не боись, Владимир Николаевич, никто стрелять не будет. Видишь, к капитану уже местные авторитеты подошли, говорят, что на пулеметы идти не подписывались.

Пока личный состав роты быстрым шагом расходились под защиты стен двух соседних зданий, к пребывающим в некотором ступоре офицерам, подошло несколько солдат и унтеров, которые стали что-то им доказывать.

Как я догадывался, история о первом пулеметном полке, что, в своем походе из Ораниенбаума в Петроград, с ходу сбил десяток засад, с десятком пулеметов в каждой, была несколько преувеличина, и на пулеметный огонь в упор революционные солдаты идти не хотели.

— Эй, капитан! — я сунул пулемет в круки высунувшемуся из-за двери, вахмистру и шагнул вперед, приложив ладони ко рту, наподобие мегафона: — За моей спиной госпиталь с ранеными русскими воинами, слева от меня, в этом здании, где твои солдаты прячутся, еще один госпиталь и живут девочки — сиротки, что за ранеными русскими воинами ухаживают. Ты если стрелять начнешь, завтра про тебя вся Россия узнает. Знаешь, какой заголовок самым невинным будет? «Овечкин — мясник» я думаю. И еще подумай, или у прапорщика спроси, он и то сообразить должен — если бы я вчера применил химические снаряды, сколько трупов здесь бы лежало?

В это время из — за угла соседского жилого дома появились две пролетки, из которых начали сгружаться некие господа, одетые либо в клетчатые пальто в крупную клетку и спортивные кепки, либо полувоенную одежду, которые несли в руках толстые блокноты и фотокамеру. Фотограф, пока все с изумлением смотрели на него, расставил треногу и, накрывшись черной тряпкой, сделал несколько снимков на большую, гофрированную, фотокамеру, после чего, подхватив с помощью помощника, фотокамеру, споро бросились догонять остальных загадочных мужчин, что уже поднимались по широкой лестнице великокняжеского дворца.

— Вы, простите, кто будете? У нас тут, некоторым образом, война идет…

— Мы журналисты, нас пригласили. Газеты «День» и «Речь» — загорланили мужчины.

— О, гости дорогие. Пожалуйста, заходите, я сейчас подойду.

— Этот тип с вами? — я ухватил за рукав последнего из газетчиков и показал в сторону сцены, разыгравшейся на набережной.

Юный прапорщик остановил странного типа в бело-сером пальто, что-то ему сказал, заступив дорогу, после чего бело-серый мужчина, подпрыгивая, стал махать руками и тростью перед самым лицом растерявшегося офицера, при этом так орал и тряс головой, что с его носа соскользнуло и повисло на шнурке пенсне.

— А, это! Это Валериан Ширков, и он не с нами. Он из «Копейки». Постоянно в какие-то истории попадает. — газетчик назвал массовую «желтую» газету и равнодушно отвернулся.

Между тем странный тип наседал на прапорщика выкрикивая:

— Ни хрена о революции не знает, а суётся. Одним словом — служба — фуражка голову сформировала, вот и получилось…

Договорить, что там получилось, журналист «Копейки» не успел — его трость задела юного офицера по погону, после чего, тот взревев, потянул из ножен свою шашку.

Ширков не стал ждать дальнейшего развития событий и шустро бросился к лестнице, ведущей во дворец. Прапорщик пробежал за ним несколько шагов, после чего посмотрел на мои пулеметы, и погрозив шашкой своему обидчику, с самым независимым видом двинулся к углу дома призрения, откуда за ним наблюдали несколько десятков подчиненных, что-то оживленно обсуждая.

Проходя мимо меня, человек в белом выкрикнул: — Будет еще каждый рассуждать на малоизвестные ему темы!

Я не успел ему ответить, как Ширков захлопнул входную дверь в великокняжеский дворец перед моим носом.

Глава третья

9 марта 1917 года

«Наш лозунг должен быть один — учится военному делу настоящим образом».

В. И. Ленин, газета «Правда» 9 марта 1918 года

Когда я вошел в здание, то обнаружил, что в фойе первого этажа настороженно замерли две группы людей — с одной стороны журналисты и фотограф с помощником, а напротив мои инвалиды с оружием.

— Так, господа! Предлагаю построить