В ушах Ивана свистел ветер. Прикрытые лисьей шапкой кудри обдувало морозцем. Грудень на исходе, скоро и студень явится. Первый снег уж выпал, землю белым припорошил.

Эх, а красота-то вокруг какая! Красотища! То лес, то поле, то речки берег! Просторы несказанные!

Зело велика ты, Русь, зело привольна! А княжеств на твоем лике – без счету, и все под Рюриковичами! Черниговское, Смоленское, Полоцкое, Переяславское, Турово-Пинское – везде Рюриковичи сидят, везде мудро правят, по-отечески.

Под Рюриковичами и Тиборское княжество. Далекое, глухое, на самом рубеже Кащеева Царства, но славное, богатое и несказанно прекрасное.

Хотя до Берендея Вячеславича славным и богатым оно почитай что и не было – сплошь леса, топи, да где-то посреди затерявшийся городок Тиборск. Оно и самостоятельным княжеством-то многими не считалось – иные числили его куском Владимирского.

Но вот же вам шиш! Не был Тиборск под Владимиром, да и не будет! Ужо князь Берендей о том позаботился!

Славный был князь, великий. Четверть мог в одиночку выкушать. И сыновья у него славные. Умный Глеб, храбрый Игорь, да он, Иван… тоже славный княжич.

Пока только княжич, к сожалению. Хотя по лествичному праву Ивану уж давно положено не княжичем быть, а князем. А то Глеб по батюшкиной-то кончине, понятно, Тиборск занял, Игорю Ратич выделили – тоже добрый город. А ему-то, а Ивану?! Раньше, понятно, молодешенек был, но теперь-то уж повзрослел, взматерел! Отчего б не получить ему в удельное княжение тот же Кладень или Ярый? Чем он им не князь?

Иван у Глеба уж спрашивал о том, да тот отнекивался. Ни да, ни нет. А теперь уж, верно, и вовсе с меньшим брательником говорить не восхочет – после такой-то обиды…

Вспомнив о том своем глупом поступке, Иван аж вздрогнул. Эх, вечно у него все так, вечно не слава богу…

Яромир тем временем сбавлял ход. С самого утра борзолапый оборотень тащил Ивана на спине, притомился. Почитай, двести верст за день отмахал.

– Все, слезай, – наконец прохрипел он, поводя плечами.

Иван скатился с мохнатой спины сам и сбросил котому. Вторые сутки миновали, как они выехали из Тиборска. Вторые сутки Яромир землю ногами меряет.

– Ух, холодрыга смертная! – подул на ладони Иван, пока громадный волк кувыркался через голову.

– Хворосту набери, – велел Яромир, поднимаясь уже человеком. – Костер будем ставить. Поспим, животы набьем, а завтра до рассвету опять в дорогу.

– Куда спешить-то так? – поежился Иван, застегивая мятель. – Чать, не уйдет Буян на дно, пока добираемся… Да и Кащей до лета не стронется…

– Зато холодает с каждым днем все больше, – ответил Яромир. – Морозы с полуночи идут – лютые, страшные. Поспешать надо, не то нагонят. А нам еще в Новгород завернуть…

Пока разводили костер, совсем стемнело. Холодало действительно не на шутку. Яромир подвинулся ближе к огню, протянул руки. Оставшись без шерсти, он сразу стал мерзнуть. Из одежи на нем по-прежнему были все те же рубаха, гача и ноговицы – шапки нет, обувки нет. Иван сердобольно глянул на товарища и достал из котомы теплое корзно.

– Лет десять назад зима такая же холодная была, – вспомнил он. – Ох и померзли мы!.. В кремле-то еще ладно, у печи, а вот Разбой, пес дворовый, чуть не околел с холоду. Без меня б точно околел.

– Без тебя?.. – приподнял бровь Яромир.

– Ну мне его жалко стало, я ему дров принес.

– Дров?.. И много?

– Полную будку напихал! – гордо заявил Иван. – Он потом даже влезть в нее не мог!

– Ишь, какой ты добрый, – усмехнулся Яромир, подкидывая в костер еще ветку.

Достали харчи, поснедали. Ужина княжичу с оборотнем выпала незатейливая – аржаной каравай, пара луковок и кусок колбасы из свиного хребта. Каравай еще мягкий, духмяный – только днесь купили в придорожной корчме.

Иван взялся резать его прямо мечом-кладенцом, но Яромир укоризненно на него глянул и достал нож. Пластуя хлеб ломтями, он задумчиво говорил:

– Завтра, чаю, уже по Новгородской земле побежим. А послезавтра, даст Род, в Новгороде будем. Край – послепослезавтра.

– Лучше послезавтра, – грустно сказал Иван. – Неохота опять в чистом поле ночевать. Вчерась, вон, хоть на мельнице спали… Все лучше, чем так.

– Здесь мельниц нет, – развел руками Яромир. – Тут места дикие еще, народу почти не сыскать. Вот разве чуток на полудень скит монашеский…

– Что за скит?

– Троицкий монастырь. Шестьдесят годов назад явился из Киева монах Герасим, устроил на Кайсаровом ручье обитель…

– Может, дойдем, ночевать попросимся? – оживился Иван.

– Мне в монастырь чего-то неохота – чернецы оборотней не любят…

– И чего это они вдруг? – хмыкнул Иван.

– Да поди разбери.

Иван вздохнул, делая ботербород из хлеба, лука и колбасы. Не очень ему нравилось такое кушанье.

– Ты не подумай, я ничего, я не капризный, – заверил он, поймав насмешливый взгляд Яромира. – Просто я все ж таки княжич, мне вот так вот ночевать-то невместно. Княжич должен почивать в теплой постеле, у теплой печи, с теплой девкой под боком. А тут жестко, холодно, сыро, волки воют… кстати, чего это они так развылись?..

Вой и впрямь доносился громкий. Настырный такой, злющий. Иван невольно положил длань на рукоять Самосека.

– Это они меня чуют, – угрюмо ответил Яромир. – Недовольны, что на их угодья забрел. Ругаются. Прочь гонят. Угрожают.

– Тебе?! – поразился Иван. – Ты ж сам волчара!

– Волки тоже оборотней не любят… – вздохнул Яромир. – Тяжко быть между – для людей я волк, для волков человек… Ни в городе Богдан, ни на селе Селифан. Нигде мне не рады, везде чужак…

Иван поежился, боязливо поглядывая на чернеющую стену леса. Они с Яромиром остановились на опушке, прикрывшись деревьями от холодного ветра. К восходу поблескивала водная гладь – один из малых притоков Шексны.

– А к нам они не сунутся? – спросил княжич.

– Не сунутся. Волки оборотней не токмо не любят, но и остерегаются. Знают, что ко мне лучше не лезть.

Яромир осклабился, и в его небритой ехидной роже проступило что-то волчье. Ивана снова передернуло – он уж давно попривык к такому товарищу, не страшился его ничуть, но порой все же екало внутри.

– А что холодно и грязно – это уж извини, мамки с няньками дома остались, – ухмыльнулся Яромир. – Да и путь впереди еще неблизкий.

– Да я что, я ничего, – сердито ответил Иван. – Я, чать, и до тебя, бывало, по лесам да полям странствовал, да без мамок с няньками. Помнишь, как я тебя из капкана-то освободил?

– Мудрено забыть, – склонил голову Яромир. – Спасибо тебе на том.