Что ж, наверное, я слишком рано заговорила о заслуженном отдыхе.

Я опрокинула в себя чай вместе с осадком. Брр, довольно горький. Когда я поднялась с газона, то снова заметила нашу разницу в росте. Майкл был почти на две головы выше меня. Он был особенным, и вряд ли кто-нибудь со стороны догадался бы, что с таким телосложением он выбрал профессию садовника. Я была рада его присутствию в саду, потому что он мог таскать вещи, для которых мне бы потребовалась магия.

Кроме того, он не был мне неприятен. Мне нравились все садовники и садовницы в саду Алник, ведь они разделяли мою любовь к природе и растениям. Тем не менее их отношения друг с другом были более дружескими, как будто какой-то древний инстинкт предупреждал их о моей опасной магии.

– У тебя дома сегодня снова будет лазанья? – спросила я у высокого садовника.

Пусть я и старалась держаться подальше от людей, но не хотела прослыть грубой и невежественной – меня и так уже считали странной. Поэтому я каждый день общалась с коллегами, улыбалась так, словно я такой же человек, как и все остальные. Мне было интересно и весьма познавательно узнавать о заботах и страхах существ, лишенных магических способностей, о ритуалах, которые они практиковали, и об их отношениях. Их поведение слишком напоминало наше, но в то же время сильно отличалось. Нам, ведьмам, было легко общаться с людьми – мы были более интегрированы в человеческое сообщество, нежели фейри или демоны.

И пока я снова не влюблюсь в человека, все будет в порядке.

Майкл удивился смене темы.

– Да. Думаю, что да. Почему спрашиваешь?

– Я обо всем позабочусь.

– Ты о лазанье?

– Нет, я о руте душистой. Я не очень хорошо готовлю. – Я накинула плед на оголенные плечи. Лишь в качестве аксессуара, ведь я очень редко мерзла.

– Ты много работала в последние дни, – произнес Майкл. – Уже все в магазине подготовила к Хэллоуину. Кстати, белые свечи с лепестками снова распроданы.

– И я смогу справиться с рутой душистой.

Я была самой юной главной садовницей, которую сад видывал за более чем двухсотлетнюю историю. Конечно, я не обучалась в классическом смысле этого слова, но мне это и не требовалось.

Хоть я и была юна, в моих способностях никто не сомневался. Ни один человек не усомнился в моей квалификации; все видели, что благодаря моей работе сад только расцвел.

По выражению лица коллеги я поняла, что он испытал облегчение, пусть и не хотел перекладывать на меня свою задачу.

Однажды опытная садовница вырвала один-единственный пучок дикорастущей травы рядом с рутой душистой без защитных перчаток. Ей на кожу попало немного сока ядовитого растения. Спустя некоторое время на солнце у нее появились волдыри, и женщина была доставлена в ближайшую больницу с ожогами третьей степени. Через несколько дней она уволилась и больше никогда не возвращалась в сад Алник.

С тех пор большинство садоводов выполняли только необходимые работы для этого растения.

На моей коже яд вызывал лишь теплое покалывание – как страстный поцелуй любовника.

И все же мне было жаль бедную руту. Она никому не хотела причинять зла! Розы ведь тоже не виноваты, что у них есть шипы.

«Я говорю о растении или о самой себе?»

– Если хочешь поблагодарить меня… – Я широко улыбнулась. – То вот тебе небольшой совет: ореховый пирог с шоколадной глазурью все компенсирует.

Глава 3. Ruta Graveolens. Рута душистая

Когда я оторвалась от своей работы, небо уже приобрело грязноватый темно-синий цвет и было затянуто серо-оранжевыми облаками. Должно быть, уже восемь вечера. Я вздохнула, разочарованная в самой себе, и встала.

Видимо, сегодня я успею лишь поужинать и принять теплую ванну с пеной. Не удивлюсь, если засну в ванне или лицом в салате.

– Хорошо, на сегодня закончили, – сказала я, отходя от руты, которую окрестила Гертрудой. Я положила в ведро последний корешок крапивы обыкновенной, которая, как понятно из названия, была отвратительным сорняком. Как только корешок высохнет, я использую его как лучину для дровяной печи.

Я вытерла со лба пот тыльной стороной руки. Мои пальцы были испачканы грязью после многочасового ковыряния в земле, но старания не прошли даром. Гертруда обрадовалась, что сорняки перестали отбирать у нее питательные вещества, и позволила собрать несколько ее листьев. Уже пару месяцев я хотела приготовить домашние эфирные масла, чтобы продавать их в магазине. И благодаря листочкам Гертруды я смогу наконец это сделать. Посмотрим, получится ли у меня так, как я запланировала, или придется отказаться от этой идеи, отчаянно крича.

Рута душистая сама по себе не была ядовитой и подходила для изготовления масел, но чистый сок в сочетании с солнечным светом мог вызвать сильные ожоги. Раньше руту даже использовали как лекарственное растение от всевозможных недугов, но теперь она постепенно исчезала из медицинских книг и, следовательно, сознания людей. Сейчас травничеством мало кто занимался, потому что эта наука считалась устаревшей.

Поэтому я радовалась каждому посетителю, который проявлял интерес – не важно, искренний или нет – к Ядовитому саду.

И раз уж мы подняли эту тему: завтра утром снова запланировано несколько экскурсий. Но сейчас мне пора закрыть ворота и позаботиться о собственных потребностях.

– Спокойной ночи, Гертруда. Спокойной ночи всем вам!

Я неторопливо шагала по пустынному саду. Когда здесь было тихо, я была освобождена от всяческих забот и тревог. Чувствовала каждый пучок травы, связанный с моей душой. Когда я открывала глаза и видела, как все это расцветает – конечно, зимние и осенние месяцы в счет не берем, – меня охватывало непреодолимое чувство гордости: все это создала я. Одна.

Я не могла выразить словами, какой гордой и счастливой меня делал этот сад. Не только Ядовитый сад, но и весь Алник.

Раньше мои способности к ядам были слабыми. Когда в возрасте пяти лет мы узнали о своих дарах, мои сестры могли зажигать свечи или создавать водяные шары, в то время как я совершенно ничего не умела. Ни одна травинка не хотела подчиняться моей воле, а впервые выпитый яд чуть не убил меня, несмотря на бессмертие и магические способности. Я на неделю выпала из жизни, когда у меня начались галлюцинации из-за сильной лихорадки.

Прошло больше пятнадцати лет, но тот лихорадочный сон казался реальным даже сегодня: невидимые змеиные тела