Встретившись глазами с мужчиной, я по-свойски подмигнул ему. Он улыбнулся мне в ответ. Лицо показалось знакомым. Если не ошибаюсь, он вел передачу про животных на одном из кабельных каналов. Я сделал трудно передаваемое движение головой, означавшее призыв о помощи. Мужчина встал и подошел к сцене.

— Пожалуйста, только одно фото, — попросил я. — Надо же как-то увековечить событие.

Он понимающе ухмыльнулся и нацелился на нас объективом.

— Одну минуту, — попросил я.

После чего крутанул Вику с совершенно немыслимой силой. Фигура, что и говорить, слабо соответствовала характеру исполняемой музыки. Но свое прямое назначение выполнила исправно. Затянутая в черный нейлон нога моей подопечной с силой ударила фотографа по рукам. Чудо-комбайн описал в воздухе плавную дугу и с нездоровым, обрадовавшим мое сердце хрустом приземлился на сцену.

— Ой, простите! — изобразил искреннее смущение я и, впервые за последние несколько минут, отпустил локоть Вики. Ее тело по инерции качнулось назад. Как я и рассчитал. Тонкая шпилька лаковых «Маноло Бланик» впечаталась в жидкокристаллический экран аппарата. Раздался громкий треск, кусочки серебристой пластмассы жалобно брызнули по сторонам. Бросив взгляд на останки фотоаппарата, я поздравил себя с победой. Теперь восстановить содержимое памяти вряд ли смогли бы даже ребята из технического отдела могущественной, все время меняющей название конторы.

— Ради бога, извините! — еще раз крикнул я мужчине, подхватил начавшую приходить в себя Вику на руки и понес ее к выходу из зала.

— Ну, прямо Кевин Костнер, — не преминул съехидничать Свин.

В холле уже толпились несколько профессионально хмурых охранников, однако, прикинув все за и против, препятствий парни чинить не стали. Все верно: хотя я и устроил некоторый беспорядок, связываться со мной вышло бы дороже и себе и заведению. Я вынес Вику на улицу, позволил ей пару раз глотнуть холодный, пропитанный влагой воздух, а затем запихнул девушку на пассажирское место в «бентли».

Минут десять мы ехали молча. Я гнал машину, используя на полную мощность форсированный двигатель и беззастенчиво перестраиваясь из полосы в полосу. Вика обиженно молчала, то и дело пытаясь освободиться от страховочного ремня, которым я пристегнул ее к креслу. Напрасно: Рокот настаивал на том, чтобы я всегда пристегивал его жену — и я скрупулезно выполнял приказание. А пульт управления замком находился у меня на руле, поэтому самостоятельно отстегнуться Виктория не могла….

Через некоторое время она перестала копошиться: поняла, что демонстрировать свою неприязнь совершенно бесполезно. Я давно привык к ее выходкам. А Большой Папа все равно займет мою сторону: для того меня и нанимали, чтобы вытаскивать девушку из подобных передряг, невзирая на те неудобства, которые я мог ей причинить. Но пар все равно надо было выпустить, и Вика начала разговор.

— Какая же ты сволочь, Гаврила…

— Знаю.

— И ты живешь с осознанием того, что ты сволочь?

— А куда деться?

Вика в раздражении закурила фиолетовую сигарету с золотым фильтром. Дым она намеренно выдыхала так, чтобы он застилал мне глаза. Я отнесся к ее мелкой пакости со стоическим равнодушием.

Мы проезжали мимо автобусной остановки с коммерческим ларьком.

— Останови! — вцепилась Вика мне в локоть.

— Зачем?

— Я хочу купить себе пиво.

— Тебе нельзя сегодня пить.

— Я лучше знаю, что мне можно, а что нельзя. Это моя жизнь, и я могу распоряжаться ею так, как захочу! Понял? Могу!

— Боюсь, что нет, — равнодушно сказал я и продолжил движение.

Некоторое время Виктория молча играла желваками. Затем я услышал всхлипывания.

— Какие же вы все сволочи… Живу, как в клетке…

Я молча смотрел на дорогу.

— Боже мой! — размазывала двухсотдолларовую тушь по щекам Виктория. — Я даже трахнуться не могу с кем хочу!

Это была истинная правда. Борис Сергеевич ревниво наблюдал за верностью своей супруги. Побочные романы категорически запрещались: частью из-за боязни огласки в прессе, частью — из-за врожденного чувства первого самца в стае, доминировавшего в душе Рокота. «Я могу с кем хочу и когда хочу, а ты, дорогая, сиди дома и смотри на меня преданными глазами. Варианты исключаются… »

— Ну что же ты молчишь! — высморкалась в рукав блузки Вика. — Скажи хоть что-нибудь!

— Я не терапевт. Я всего лишь телохранитель…

— Ты прежде всего сволочь! — вскрикнула Виктория и снова зарыдала…

Ее истерика длилась довольно долго. Но когда мы приехали домой, моя подопечная уже успокоилась и снова приняла надменный и неприступный вид, в котором пребывала большую часть своей сознательной жизни.

Рокоты жили в центре, занимая весь двадцать третий этаж престижного высотного здания. Дом был стилизован под сталинский ампир: как бы классика, но в то же время роскошная, чуждая духу сурового грузина отделка внутри.

Я загнал «бентли» на подземную стоянку. Мы вышли из машины и поднялись наверх. Квартира пустовала. Прислуга давно ушла, всех телохранителей, кроме меня, Владимир Сергеевич забрал с собою в Питер.

— Пойду приму душ, — коротко бросила Вика, на ходу стаскивая с себя блузку и расстегивая застежку бюстгальтера. — Надеюсь, это не вызовет у тебя подозрений?

— Только если ты не захватишь с собой бутылку мартини.

— Как я могу его захватить, если ключ от бара у тебя? — фыркнула девушка, бросила бюстгальтер мне в лицо и, скидывая по пути туфли, отправилась в ванную.

Она намеренно подчеркивала мою незначительность и теперь мстила за свою недавнюю слабость. Телохранитель, он как вешалка. На него можно повесить свое исподнее белье, можно заставить его носить в кармане пиджака свои гигиенические прокладки. По мнению Виктории, меня очень уязвляли все эти маленькие, торопливые, как укусы хорька, выходки….

Из ванной раздался звук льющейся воды. Я прошел в огромную гостиную и открыл лакированные дверцы бара ключом. Знаю, закрывать бар на замок не принято. Но тогда Вика не просыхала бы с утра. Поэтому Рокот разорился на услуги краснодеревщика, который весьма искусно врезал в антикварное дерево крепкий немецкий замок. Ключа было два: один — у Рокота, второй — у меня. Отдает средневековьем, зато достаточно надежно пресекает поползновения отметить восходящее солнце хорошим глотком бренди…

Я налил себе полбокала коньяку и подошел к креслу перед большим панорамным окном. По обе стороны кресла располагались стеклянные журнальные столики, на которых стояли вазы со свежесрезанными розами. Обычно в этом кресле любил сидеть Рокот. Сегодня в нем устроился я.

Ночной город переливался феерическими хороводами огней. Для некоторой части его обитателей активная жизнь только начиналась. Но наши приключения с Викой на сегодня подошли к концу. Чашка мятного чая после душа — и в постель. Ну, может, еще полчаса спринтерской скачки по телевизионным программам. Раньше люди успокаивали себя перед сном молитвами. А теперь могут забыться, только перещелкав полсотни из ста возможных каналов и убедившись, что по ним идет такая же туфта, какая шла вчера и будет идти завтра…