Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пора брать себя в руки.
Я разогреваю гавайскую смесь, делаю тосты, а затем кипячу воду для чая. Старый чайник, бабушкин, был с черным носиком, похожим на дуло пистолета. Я это «дуло» всегда отворачивала к стене. А теперь купила новый чайник — электрический, прозрачный. Люблю смотреть, как в нем закипает вода — пузырьки на поверхности напоминают стеклянные бусины.
Надо бы достать Сонину любимую кружку, на ней тоже есть бусинки, только малиновые, а не прозрачные. Бусинки-сердечки на белом фоне и надпись: «София». Единственная вещь, что осталась от моего отца. Удивительно: всё остальное разбилось, а кружка цела и невредима. Соня любит из нее пить.
Я подхожу к шкафчику, достаю кружку и смотрю на подоконник.
В прошлом месяце у меня был день рождения. Обычно в этот день сотрудникам всегда что-то дарят — менеджер по персоналу за этим следит. Так мечтала, чтоб обо мне забыли, но нет. Подарили орхидею в горшке: не пахнет, зато цветет красиво. Каждый раз, когда ее вижу, прислоняюсь носом к цветку — всё надеюсь почувствовать запах.
У Майера, кстати, тоже день рождения в августе, через несколько дней после моего. Но он запрещает себя поздравлять и вообще в этот день на работе не появляется. Майер вообще человек со странностями. Например, у него нет помощницы, как у Влада. Он лично вызывает сотрудников к себе в кабинет. Просто выходит на площадку второго этажа (кажется, что в этот момент все перестают дышать) и называет имя. Ужасная привычка. Правда, меня почему-то вызвали сообщением на телефон с неизвестного номера. От страха сразу затряслись коленки, но я поднялась с места и пошла наверх, хотя всё еще надеялась, что это какая-то ошибка.
Чёртов Майер! Хоть ненадолго забыть бы о нём и обо всей этой истории, да только не выходит. Как представлю, что он читал мой роман, кровь снова приливает к лицу. Такое чувство, будто меня полностью раздели и выставили на рыночную площадь.
Завариваю мятный чай и тут же вздрагиваю от звонка в дверь: пришла Марина с дочкой и арбузом.
Соню уже переодели, теперь она в розовом костюмчике, а в руках держит тряпичного зайца.
— Мама не разрешила взять Шумийку, — жалуется тезка с порога.
— Хватит здесь и одной непослушной девочки, — говорит Марина и отдает мне арбуз.
— Я пос`ушная! — возмущается Соня.
Ей четыре. Она любит спорить и познавать мир. А ещё не выговаривает «л» и «р».
— Непослушная.
— Пос`ушная! — тезка недовольно топает ногой.
После десяти минут препирательств Марина уходит, а Соня требует мультики и арбуз.
Нарезаю мякоть квадратиками, хотя сама люблю скибки. Арбуз такой прохладный, восхитительный.
Однажды, в пятом классе, нам задали сочинение про лето. Я написала: арбузные скибки напоминают улыбку лета. Пока мы их едим, лето не прошло, оно смотрит на нас и задорно смеется. Учительница сказала, что я написала глупость. Не знаю, с чего я это вспомнила.
После еды заставить бы Соню умыться: арбузный сок растекся по подбородку, руки липкие. Но сделать это не так и просто, она упирается изо всех сил, как всегда.
— Зачем умываться?
— Ты вся измазалась, посмотри в зеркало.
— Не хочу умываться.
В этот раз я кое-что придумала. Иду в ванную и возвращаюсь с блестящим флакончиком.
- Смотри, что у меня есть. Волшебная пена.
Соня, которая приготовилась к сопротивлению, зависает.
— Когда умоешься, у тебя будет волшебное лицо, — продолжаю я вкрадчиво.
— Войшебное ицо! — восторженно повторяет тезка, а потом вдруг переспрашивает. — А как это — войшебное ицо?
— Э-э… теперь зависаю я. — Ну, это… когда умоешься, лицо начнет блестеть, как эта пенка.
— Ну, не-е-ет! — Соне не понравилось моё объяснение и она придумывает своё. — Войшебное ицо — это когда ты уибаешься, и все вок`уг уиыбаются, а когда г`устишь, все вок`уг г`устят, а когда з`ишься, все з`йятся.
Ага, прямо как на редсовете «Майер Паблишинг», когда выступает Марк. Хотя я не припоминаю, чтоб он когда-нибудь улыбался.
После того, как Соня умылась, я ставлю ей мультики, а сама включаю ноутбук и открываю злополучный файл. Перечитываю первые предложения, пытаюсь переставить слова. Конечно же, лучше не становится. В голове пусто. Что делать?
Кожа снова зудит и опять хочется принять душ, но я сдерживаюсь. Чтобы отвлечься, решаю нарисовать Сониного зайца.
В художественной школе я пробовала разные инструменты и материалы. Больше всего мне нравилась легкость и прозрачность акварели, ее мягкие оттенки, но недавно я открыла для себя маркеры и неожиданно их полюбила. Получаются такие же красивые градиенты, а огрехи с цветом или случайные пятна можно удалить размывающим прозрачным маркером.
Жаль, что таким маркером не стереть свои ошибки! Мысли снова возвращаются к проникновению в кабинет Майера — я бы многое отдала, чтобы «стереть» этот поступок.
Самое ужасное — бесполезно доказывать, что я и правда ничего плохого не хотела. Если бы рукопись и правда оказалась на видном месте, я ни за что не стала бы ее красть (в жизни ничего не крала!). Для меня было важно лишь приобщение к тайне, возможность открыть сундук с сокровищами (потому что все книги Богдана — это сундуки с сокровищами) и просто полюбоваться ими.
Тяжело вздохнув, я делаю в скетчбуке набросок карандашом, обвожу его лайнером, потом стираю карандаш и начинаю закрашивать рисунок. Почему-то приходит в голову, что «маркер» начинается с «марк», и я начинаю хмуриться: видимо, отвлечься не получится.
Соня бросает мультики и наблюдает, как оживает на бумаге ее заяц, а потом требует рисунок себе и с восторгом носится с ним по квартире.
Марина приходит через час. За это время мы Соней успеваем сочинить сказку о зайце и устроить чаепитие. Оставшись одна, я раздеваюсь и иду в спальню.
Спальня — это узкая прямоугольная ниша в части однокомнатной квартиры (бабушка называла ее «аппендиксом»). Здесь помещается только кровать и небольшой письменный стол, но всё же уютно.
Когда я сюда переехала, бабушка завесила вход в нишу плотной зеленой шторой: получилось, будто у меня своя комната. Штора так и висит, и я до сих пор ее задергиваю, хотя бабушки уже и нет в живых.
На прикроватном столике стоит маленький ночник и две черно-белые фотографии Богдана в деревянной рамке: когда-то эти фото были выложены на сайте издательства. Давным-давно, еще лет десять назад, у Богдана вышло три сборника стихов. Замечательные стихи, такие глубокие. Говорили, что после выхода сборников он преподавал в литературной школе, но не