– Опять же, прежний управляющий – господин Бастрыкин, перед тем как бежать, почитай всю господскую землю мужикам в аренду отдал из половины урожая. Пустой был человечишка, прости меня Господи, а напоследок доброе дело сделал. Только вот теперь хозяин новый. То есть ты. И чего теперь будет, непонятно. Вот мужики и сомневаются.

– Половина урожая – много! – покачала головой Геся. – А велики ли урожаи в ваших местах?

– Да где там, – согласилась крестьянка. – Сам два и то за счастье. Вот и боятся наши мужички, как бы «с таком» не остаться!

– Дмитрий не такой! – не выдержала Стеша. – Он простых людей не обижает.

– Эх, милая, кабы то наперед знать, – вздохнула Маша. – Вон у мужа моего дядя в Климовке. Прежде был человек как человек, а как богатеть начал, как будто подменили. Разговаривает через губу, сельчан сторонится, а уж коли ему в кабалу попадешь, так всю кровь выпьет, мироед! А богачества-то, если разобраться, с гулькин нос.

– Ладно, я тебя понял. Расскажи лучше, как сама живешь. Супруг не обижает?

– Гаврила-то? Ха, пусть только попробует! – задорно усмехнулась молодуха и отхлебнула из поданной ей чашки ароматный напиток. – Ой, и впрямь вкусно… да ещё с сахаром… не обманул, черт языкатый!

Когда проводили гостью, уже смеркалось и перед новыми владельцами во весь рост встал вопрос вечерней гигиены. Как ни странно, но бани в имении не было. Как обходился без неё управляющий, выяснить не удалось, но нынешним хозяевам пришлось греть воду всё на том же костре и мыться по очереди. Так что закончили с помывкой они уже глубокой ночью, после чего дружно завалились спать на успевших просохнуть простынях. Дети легли в большой комнате, названной гостиной, и скоро притихли, только посапывая во сне. А вот «молодожены» заняли единственную спальню и ещё долго переговаривались, делясь друг с другом впечатлениями.

– Что скажешь, госпожа помещица? – тихонько спросил Дмитрий.

– Говоря по совести, – честно призналась Геся, – я ожидала большего. Но для бедной сироты из местечка и это предел мечтаний.

– Я, в общем, тоже, – засмеялся Будищев. – Думал, буду выходить утром на балкон с чашкой кофею и покрикивать на работников: шевелитесь, сукины дети!

– Тише ты, детей разбудишь! – зашикала на него Гедвига.

– Да они спят как сурки, – отмахнулся тот. – Загоняла ты их сегодня!

– Ничего с ними не случится!

– Может и так, только не могла бы ты быть помягче, хотя бы к девочке. Даже Машка заметила, насколько та болезненно выглядит.

– На фоне твоей Машки, – не без ехидства в голосе заметила бывшая модистка, – кто угодно выглядит задохликом!

– Ничего она не моя! – правильно понял намек Дмитрий. – Просто знакомая.

– Будищев, – сверкнула в темноте глазами Геся. – Не рассказывай мне сказки, я уже вышла из детского возраста!

– Ей-богу!

– Оставь Всевышнего в покое, пока он тебя не слышит. И не оправдывайся, пожалуйста, это выглядит нелепо.

– Ты что, ревнуешь?

– Было бы к кому! – фыркнула та.

– Ты точно ревнуешь! – прошептал ей на ухо Дмитрий и легонько укусил за мочку уха.

– Прекрати, дети рядом! – прошипела Геся.

– Они спят!

– Будищев, или ты успокоишься, или я тебя столкну с кровати!

– Но почему?

– По кочану! И вообще, пока ты не сделаешь здесь нормальную баню или ванну, можешь в мою сторону даже не смотреть.

– Что, прямо сейчас начинать?

– Я смотрю, у кого-то слишком много сил? Ничего, завтра я найду этому человеку достаточно тяжелое занятие!

– Завтра хоть на каторгу!

С приездом новых хозяев жизнь в Будищеве стала не то чтобы лучше, но веселее точно. Дмитрий Николаевич, которого уже никто не называл «Митька-дурачок», зла на бывших односельчан не держал и утеснять паче меры не стал. Во всяком случае, после разговора со старостой, заключенный прежним управляющим договор остался в силе. За выпас общинного стада на барских угодьях штрафовать тоже не стал, но плату, разумеется, положил. Не слишком большую, всего по алтыну с коровы, да каждый день свежего молока и сливок для обитателей барского дома. В общем, можно сказать, только для порядка. Это мужики оценили. Порядок он во всем должен быть. А вот за рубку леса новоявленный помещик пообещал сразу ноги повыдергать, и тут ему сельские обыватели сразу поверили. С него станется!

Хозяйка с чудным именем Гедвига Генриховна тоже оказалась женщиной не злой. Строгой, это да! У неё не забалуешь. Держалась она с достоинством, говорила с людьми вежливо, но финтить с ней не получалось. Дядька Макар, которого наняли переложить печь в господском доме, вздумал было цену заломить, так она его так отбрила, что тот зарекся с ней связываться.

– Рази таковые барыни бывают?! – плевался он после того, как закончил работу и привычно пропивал заработок. – Настоящие господа за копейки николи не торгуются, это же не приказчики…

– Дык она из немцев, – пытался урезонить его Гаврила. – Немцы, известное дело, прижимистые.

– Да какое там! – скривился печник. – Жидовка самая настоящая!

– Ты говори, да не заговаривайся. Какая такая жидовка?

– Известно какая. Из тех, что Христа распяли!

– Тьфу на тебя!

– А ты не плюйся тут! – взъярился Макар. – Ты лучше за женой следи, а то расплевался…

– Что?! – взревел Гаврила, выпучивая на собутыльника глаза. – Ну-ка повтори…

– И повторю! Все знают, что твоя Машка бегала к Митьке, ещё до того как он на службу ушел…

Хрясь! – прилетел кулак в рыло сплетника.

– Ах ты паскуда! – изумился пострадавший и немедленно вскочил. – Лови!

В общем, пришлось драчунов разливать водой, а на утро их отвели к старосте, а тот, посоветовавшись с миром, велел всыпать обоим горячих, чтобы вдругорядь не баловали.

К двум младшим обитателям имения отношение было попроще. Сёмка быстро сошелся с деревенскими сверстниками и даже завел себе среди них приятелей. Бегал с ними на рыбалку, играл в бабки, иной раз и озоровали, но в меру. Что касается Степаниды, то её местные девки сторонились. А чего она такая худая и коса отрезана? Небось, порченая! Но девушка не слишком тяготилась одиночеством, а помогала Гесе по хозяйству, училась шить и иногда читала книжки, до которых была большой охотницей.

Через две недели после заселения к новоявленным помещикам приехали гости. Молодой господин с крестом в петлице сюртука, опирающийся на палку, и молоденькая барышня в соломенной шляпке, очень похожая на него.

– Лёшка, Лиховцев, – обрадованно закричал Будищев, завидев гостей, – приехал-таки, чертяка!

– Здравствуй, дружище! – отозвался тот, и они крепко обнялись. – Вот, выбрался, наконец.