открытой мною дверью виновато переминались с ноги на ногу дворецкий Егор Игнатов и ещё двое парней из прислуги. Одеты все они были кое-как, видимо, их тоже внезапно подняли с постели.

— Вора поймали, Алексей Филиппович! — доложил Егор. — В кабинет ваш залез, поганец! Там его Дементий с Никиткой и Мишаней стерегут!

Ну ничего себе! На всякий случай я вытащил из прикроватной тумбочки револьвер, убедился, что он заряжен, и сунул оружие в карман халата. Пусть вора, как сказал Егор, уже поймали, но мало ли…

— Пошли! Только смотрите мне, не топайте как слоны! — велел я и возглавил процессию. Проходя мимо детской, я замедлил шаг и прислушался — слава Богу, тихо, похоже, ни Варварушку, ни Андрюшеньку не разбудили.

Из более-менее подробного доклада, сделанного на ходу Егором, выходило, что подозрительные звуки в кабинете услышал во время ночного обхода Дементий Силаев, принятый мною в службу бывший слуга покойного Данилевича. [2] Обязанность обходить дом по ночам отставной артиллерист взял на себя сам, объясняя свою инициативу тем, что всё равно, мол, бессонницей мучается, а так хоть какой толк с того выйдет. За неполные два года зарекомендовал себя Силаев отлично, поэтому я его служебное рвение одобрил и даже выдал ему ключи от кабинета и приёмной, чтобы в случае острой необходимости он мог туда попасть. Вот как раз такая необходимость и возникла — открыв кабинет, Дементий успел схватить вылезавшего в окно вора. Вор пытался от Силаева отбиться, но на шум прибежали разбуженные звуками потасовки Никита Пашков с Михаилом, или, как звал его Егор, Мишаней Сафоновым. Поскольку Пашков исполнял у меня должность домашнего умельца, а Сафонов — секретаря и библиотекаря, комнатки обоих располагались неподалёку от кабинета, держать таких людей я хотел к себе поближе. Там и другие слуги явились, и при таком их численном превосходстве никаких возможностей спастись бегством у незваного гостя не осталось.

Картина, что я увидел в кабинете, заставила меня грязно выругаться. Окно, правда, уже закрыли, так что холодно не было, хотя и чувствовалось, что недавно помещение выстуживалось, но в остальном… Раскуроченные замки у ящиков письменного стола, разворошённые в одном из ящиков бумаги, опрокинутые стулья, разбитая настольная лампа, на полу чернильная лужа вместе с самой чернильницей.

Рядом с лужей вниз лицом лежал хлипкого сложения человечек с заломленными за спиной руками, связанными поясом, над ним мрачно навис Никита и попытки вора шевелиться пресекал несильными тычками по рёбрам, от коих неудачливый вор болезненно сопел и постанывал. Михаил с недовольным ворчанием потирал плечо, должно быть, ушибленное, Дементий стоял, опёршись одной рукой на стол, другой прижимая к лицу какую-то окровавленную тряпицу. Так, внимание моё сейчас уж всяко нужнее моему верному слуге, чем воришке.

— Лицо покажи, — я постарался, чтобы мои слова звучали помягче и поменьше походили на команду. Да уж, досталось Дементию, нижняя губа у него была сильно разбита.

— Хлюпик хлюпиком, а бить, гадёныш, умеет, — пожаловался Силаев, присовокупив пару крепких словечек.

— Доктору звони сей же час! — велел я Егору.

— И губным бы надобно, ваше благородие, — добавил Силаев. — Сами мы без вас не стали.

Солдатскую привычку титуловать меня не сиятельством, а благородием я Силаеву ломать не стал с того самого дня, как принял его в услужение. И ему так проще, и мне лишнее напоминание, что я, как-никак, отставной капитан, и перед прочими слугами Дементию отличие, тем более, все они ещё и моложе него. Ясное дело, распоряжаться насчёт вызова губных не слуг и даже не дворецкого дело, а моё, но тут мне хватило просто зыркнуть на Егора, уже звонившего доктору, и тот, закончив разговор, тут же принялся звонить в губную управу. Что ж, теперь можно полюбопытствовать, кто это у нас тут такой охочий до моего добра…

Я приказал Пашкову и Сафонову поднять виновника переполоха на ноги. Молодой, заметно младше меня, малый, щуплый, но вроде как жилистый. Русые, давно не мытые волосы всклокочены, усы с бородой бреет, но последний раз делал это никак не меньше трёх дней назад. Держать фасон пытается, но видно, что ему страшно. Ну да, понял уже, что шутить тут с ним никто не станет — стоял воришка скособочившись, да под его левым глазом наливался хороший такой синяк. Видать, неплохо его мои люди помяли. Да и ладно, если я найду, за что их поругать, то уж точно не за это.

— Кто такой⁈ — грозно спросил я.

— Раб Божий, обшит кожей, — с кривой усмешкой ответил вор.

— И что ты тут у меня искал?

— Господь велел делиться, — он снова ухмыльнулся.

— Вот и поделись со мною, что искал, кто тебя, такого ловкого, сюда послал, — говоря всё это, я ещё раз оглядел вора и осмотрелся по сторонам.

Одет малый был в короткую двубортную куртку тёмно-серого сукна на деревянных пуговицах поверх обычной белой рубахи-косоворотки и штаны того же сукна, что куртка. Куртка и штаны воришки смотрелись изрядно потёртыми, кое-где были и не особо аккуратно залатаны. Обувью ему служили татарские ичиги, [3] сильно стоптанные, однако же обильно, хотя и давно, намазанные ваксой. Отсутствие шапки, как и тулупа или армяка, при том, что на дворе не май и даже не март месяц, говорило о том, что влез воришка в окно, оставив тёплую одежду на улице. Скорее всего, там же оставался и его сообщник, которого теперь ловить смысла нет — услышав шум из окна, тот наверняка дал дёру, заодно прихватив вещи подельника. Открыв окно, я выглянул — так и есть, на снегу виднелись следы. Но вор ловок, нечего сказать — влезть по стене на второй этаж смог бы далеко не каждый. Прямо скалолаз какой-то, мать его вдоль и поперёк!

— Алёша, что случилось⁈ — в дверях появилась встревоженная Варенька в шлафроке.

— Да вот, вора поймали, — объяснил я происходящее. — Ты, Варюша, иди, мы тут до прихода губных управимся.

Я велел одному из слуг проводить Варвару до детской, так, для порядка, и вернулся к прерванному допросу.

— Так что, будешь отвечать? — поинтересовался я у вора. Тот вновь скривился, показывая полное отсутствие интереса к диалогу.

— Отвечай его сиятельству, шлында! — Никита отвесил воришке подзатыльник. Бесполезно, тот продолжал молчать.

— Ладно, с губными поговоришь, раз со мной не хочешь. Они таких как ты, быстро обламывают, — обнадёжил я вора и