– А чего тянуть? – задал справедливый вопрос Родик. – Мы знакомы уже полгода.

– Да... но надо бы закончить с учебой... Надо на что-то жить... Да и где? – Юля пыталась дать понять молодому человеку, что она не собирается выходить замуж вот так, с бухты-барахты.

– Это все ерунда! Я на последнем курсе. В армию нас с Эдькой не возьмут, ну... разве что на какие-нибудь сборы. У нас в институте военная кафедра, будем лейтенантами запаса.

– Но жить-то где? Не с Эдиком же под одной крышей? У нас дома вообще негде: друг у друга на головах сидим!

– Жилье – тоже не проблема, – весело отозвался Родик. – Наша бабуля имеет шикарную однокомнатную квартиру в центре. Она сказала, что отдаст ее тому, кто первым женится.

– А сама?

– А сама она живет у одного мужичка за городом. Давно. У них хозяйство: картошка-морковка... и даже кролики! Такие уморительные! Да и бабуля у нас... В общем, я тебя как-нибудь к ним свожу, сама все увидишь...

Юля поняла, что все ее доводы против скороспелой женитьбы разбиты вдребезги, и потому решилась спросить о самом, на ее взгляд, главном:

– А ты... любишь меня, Родик?

Родион вытащил из кармана связку ключей, покачал ее перед носом Юли и ответил:

– Поехали, ты все поймешь сама.

– Куда? – почему-то испугалась Юля.

– Это ключи от бабулиной квартиры.

– То есть ты был уверен, что они понадобятся именно тебе? – неприязненно спросила девушка.

– Да! Я был уверен! – ответил Родион, с силой обнял Юлию и прижался к ее губам.

Сначала Юля усиленно сопротивлялась, а потом как-то вдруг вся обмякла, обняла молодого человека за шею, и они целовались до вспухших губ и ломоты в затылках.

– Поедем... – еще раз шепнул Родион.

И они поехали.

Квартира в сталинском доме с колоннами и лепниной на фронтоне оказалась действительно шикарной. Комната была метров под тридцать, странная, абсолютно круглой формы кухня и такой большой коридор, что в нем, как показалось Юле, можно было выгородить еще одну комнату.

– И не жалко вашей бабушке отдавать такую квартирищу? – поинтересовалась Юля.

– С собой в могилу все равно не унесешь. – Родик потянул ее в комнату. Главным предметом мебели здесь была кровать, такая же крупная, широкая и основательная, как и все в квартире.

– Что, она так плоха?

– Нет-нет! Бабуля в полном уме и здравии, и пусть живет как можно дольше. Это я вообще... Ей не нужна квартира, ей за городом хорошо. По-моему, она счастлива среди кроликов, хотя, зная ее, трудно было такое предположить раньше... Но мы не о том...

Она со страхом посмотрела в глаза молодого человека. Он явно планировал задействовать эту кровать. От того, каким образом сейчас поведет себя Родион, зависит... А что же зависит? Да все! Если он бесцеремонно повалит ее на бледно-зеленое покрывало, она смело даст ему по физиономии, и они расстанутся навсегда.

Возможно, Родион хотел, чтобы она подбодрила его словом или каким-то особенным взглядом, но Юля смотрела в сторону и молчала. Пусть-ка себя проявит, а она еще подумает, не сменить ли его на Эдика. В конце концов, дурацкие рубашки с пальмами можно с парня снять.

– Юль... – позвал Родик, и она вынуждена была поднять на него глаза. Он как-то сразу смутился, отвел в сторону взгляд и сказал: – Ничего не будет против твоего желания... Я и правда влюбился в тебя, как только увидел. И заметь, я сначала предложил тебе выходить замуж и только потом привел сюда... Не бойся, тут все чистое. Бабуля каждую неделю приезжает убираться. Как она говорит, освежить дом. Она считает, что жилища ветшают и разрушаются, когда в них никто не живет, а потому надо поддерживать видимость присутствия...

Родион сказал именно то, что Юле хотелось бы услышать, а потому она прижалась к нему, спрятала лицо на груди молодого человека. Он поцеловал ее в самую макушку, потом легко поднял на руки и аккуратно положил сверху чистого бабулиного покрывала. Все, происшедшее после, было так нежно, трепетно и красиво, что Юля в перерывах между поцелуями шептала: «Да... да... я выйду за тебя замуж... я тоже люблю тебя, Родик...»

* * *

С той ночи, проведенной в сталинском доме, Юля с Родионом практически не расставались. Они как-то сразу переехали в бабулину квартиру, постепенно перевезли в нее вещи, обжились, и свадьба оказалась для них уже не таким важным делом. Они обошлись самой обычной регистрацией в местном ЗАГСе с минимальным количеством гостей и тихими посиделками с родственниками в круглой кухне.

Эдик старался не выказывать особой печали, несколько театрально радовался счастью брата и, чтобы никто ни в чем не сомневался, привел с собой девушку, с которой весь вечер просидел в обнимку.

Именно на свадьбе Юля впервые познакомилась с бабушкой братьев Кривицких, Екатериной Георгиевной. Глядя на нее, действительно трудно было предположить, что эта величественная особа заперла себя в деревне среди грядок морковки и клеток с кроликами. Екатерина Георгиевна была высокого роста, с царственной осанкой, изящными руками, чуть ли не каждый палец украшали перстни. Абсолютно седые, но не утратившие своей густоты и природной волнистости волосы она завернула в красивую раковину, заколола старинными костяными шпильками, которые, чуть выползая из прически, придавали ей некоторый небрежный шарм. Одета она была в элегантный костюм из некрашеного льна с кружевными прошивками.

Близнецы оказались гораздо более похожи лицом и статью на бабушку, чем на родителей. Братья серьезно возвышались над собственным отцом, волосы у них были кудрявыми в бабулю, носы – такими же прямыми и породистыми. Отец Родиона и Эдика, Григорий Сергеевич Кривицкий, очень мало походил на мать. Он был невысоким кругленьким мужичком с живыми карими глазами, короткопалыми руками и быстрой речью-скороговоркой. Маргарита Васильевна, его жена, тоже оказалась невысокой, но, в отличие от мужа, очень худенькой, с большими серыми глазами, которые сыновья унаследовали.

Гости – исключительно родственники, не считая свидетелей, посидели за свадебным столом недолго, потому что были решительно уведены из квартиры Екатериной Георгиевной. Казалось, она одна понимала, насколько молодоженам хочется остаться наедине.

После окончания института женился и Эдик. На той самой девушке, с которой обнимался на свадьбе у брата. Ее звали Татьяной, она родила Эдику двух девочек-погодок: Лерочку и Ладочку...

* * *

И вот теперь счастливый отец Лерочки и Ладочки наконец-то дорвался до постели вдовы собственного брата. Юля схватила записку, которая была уликой, разорвала ее в мелкие клочья и сожгла в чайном блюдце на кухне. Голова болела нестерпимо. Пожалуй, стоит попросить день за свой счет. Все равно работать в таком состоянии невозможно.

Юля достала таблетку анальгина, с трудом проглотила ее, выпила целый бокал воды и набрала номер начальника. Он, к счастью, в дне отдыха не отказал, и Юля в изнеможении рухнула на кухонный диванчик. Со сливовым вином надо завязывать. Мало того что здоровье ни к черту, тут еще и Эдик подвалил. А она прикинется, что ничего не помнит, что никакого секса не было и в помине. А что? Пусть докажет, что был!.. А записка?.. А где та записка?