едва ли вынесет из моего перевода ясное представление о расстояниях и т. п. Может быть, однако, это и не так важно. Перевод предназначен в первую очередь не для специалиста. Исследователь может обратиться и к оригиналу. Читателю не специалисту эта сторона менее интересна. Он будет искать в ней картин жизни той эпохи, а их он найдет в изобилии. И потому эта книга, не прикрашенная ложным романтизмом, написанная одним из интереснейших представителей персидской литературы, может послужить для советского читателя ценным средством для ознакомления с жизнью средневекового Востока.

САФАР-НАМЭ

КНИГА ПУТЕШЕСТВИЯ

1

ОТЪЕЗД. СЕВЕРНЫЙ ПЕРАИЗ И МАЛАЯ АЗИЯ

Во имя господа всеблагого, всемилостивого!

Так говорит Абу Муни-ад-Дин Насир-и Хусрау ал-Кубадиани[4] ал-Марвези,[5] да простит ему господь прегрешения его!

Я занимался канцелярскими работами, принадлежал к числу заведующих государственными имуществами и делами и выполнял работу в диванах.[6] Долгое время я занимался этим делом и приобрел некоторую известность среди моих сослуживцев.

В Реби-ал-ахир[7] четыреста тридцать седьмого года, когда Абу Сулейман Джагры-бек Дауд[8]-ибн-Микаил-ибн-Сельджук был эмиром Хорасана, я выехал из Мерва по служебным делам и остановился в Пендждихе в области Мерв-ар-Руд. В этот день Меркурий поднялся в зенит. Говорят, что в этот день что бы человек ни пожелал, господь, велик и славен да будет он, все выполнит. Я отошел в угол и совершил два раката[9] намаза, дабы господь всевышний, благословенный дал мне богатство.

Когда я вернулся к приятелям и спутникам своим, один из них начал читать по-персидски стихотворение. Мне тоже пришло в голову стихотворение, я захотел, чтобы он прочитал его, написал эти стихи на листке бумаги и хотел дать ему прочесть. Но не успел я еще вручить ему бумагу, как он уже начал читать это самое стихотворение, слово в слово. Я счел это обстоятельство за доброе предзнаменование и молвил про себя: — господь всевышний, благословенный услышал мою просьбу. Оттуда я направился в Джузджанан.[10] Там я пробыл около месяца и постоянно пил вино. Посланник — да помилует и да сохранит господь его и семью его — говорит: — Говорите правду, хотя бы она и порочила вас.

Как-то ночью приснилось мне, что кто-то мне говорит: — Долго ли ты будешь пить это вино, которое отнимает у человека рассудок? Было бы лучше, если б ты образумился. — Я ответил: — Мудрецы не смогли придумать ничего другого, что отгоняло бы мирские заботы. — Голос сказал: — Бесчувствие и беспамятство не есть покой. Нельзя назвать мудрецом того, кто указывает человеку путь к бесчувствию. Напротив, надо искать что-нибудь, что могло бы увеличить силы разума и рассудка. — Откуда же мне взять это? — спросил я. — Ищущий находит, — ответил он и указал в сторону Кыблы.[11] Больше он уже ничего не говорил. Проснувшись, я вспомнил обо всем этом. Сон произвел на меня впечатление, и я молвил про себя: — Я проснулся после вчерашнего сна, надо мне проснуться и от моего сорокалетнего сна. Я подумал, что не добьюсь счастья, пока не изменю всех своих дел и привычек.

В четверг шестого Джумада-л-Ухра[12] четыреста тридцать седьмого года, что соответствует пятнадцатому числу месяца Дея четыреста десятого года эры Иездегирда,[13] я отправился в соборную мечеть, сотворил намаз и попросил господа всевышнего, благословенного, чтобы он помог мне совершить обязательное для меня дело и отстраниться от всего запретного и непохвального, как это повелевает господь, велик и славен да будет он. Оттуда я направился в Шапурган,[14] ночь провел в поселении Фарьяб[15] и через Сенглан и Талькан проехал в Мерв-ар-Руд. Оттуда я поехал в Мерв, попросил освобождения от исполнения лежавших на мне служебных обязанностей и сказал: — Намереваюсь я поехать посетить Кыблу. — Затем я сдал все свои дела, отказался от всего имущества, кроме небольшого количества самого необходимого, и двадцать третьего Шабана[16] выехал в Нишапур. Из Мерва я поехал в Серахс, что составляет тридцать фарсахов, а оттуда до Нишапура еще сорок фарсахов.[17] В субботу одиннадцатого Шавваля[18] я прибыл в Нишапур, а в среду, последний день[19] этого месяца, было солнечное затмение.

Правителем в это время был Тогруль-бек Мухаммед, брат Джагры-бека, он приказал выстроить медресе[20] неподалеку от базара седельных мастеров и его как раз строили. Сам же он в это время направился в первый раз походом на Исфахан. Второго Зу-ль-Ка'дэ[21] я выехал из Нишапура вместе с ходжей Муваффаком, состоявшим при особе султана. Через Кевван я доехал до Кумиса,[22] где посетил гробницу Шейха Баязида Бистами,[23] да освятит господь дух его.

В пятницу восьмого Зу-ль-Ка'дэ я прибыл оттуда в Дамган,[24] а первого Зу-ль-Хидже[25] четыреста тридцать седьмого года через Абхурн и Чаштхаран проехал в Семнан.[26]

Там я пробыл некоторое время и начал искать ученых людей. Мне указали на одного человека, называвшегося Устад[27] Али Несаи. Я пошел к нему. Это оказался молодой человек, говоривший по-персидски, как говорят жители области Дейлем, носившей длинные распущенные волосы. Перед ним сидело значительное число учеников, из которых часть читала Эвклида, часть медицинские и часть математические книги. Посреди речей он иногда говорил: — Я то-то читал перед Устадом-Абу-Али-Синой, да помилует его господь, и то-то слыхал от него... — По-видимому, он хотел, чтобы я знал, что он ученик Абу-Али-Сины.[28]

Когда я вступил с ним в диспут, он сказал: — Я ничего не знаю о сийаке[29] и хотел бы научиться этому способу вычислений. — Я удивился, ушел оттуда и молвил про себя: — Если он сам ничего не знает, чему же он может учить других?

От Балха до Рея я насчитал триста пятьдесят фарсахов, а говорят, что от Рея до Савэ тридцать фарсахов, от Савэ до Хамадана тоже тридцать, от Рея до Исфахана пятьдесят фарсахов, а до Амуля тридцать. Между Реем и Амулем лежит гора Демавенд, она похожа на купол и ее называют также и Ливасан. Говорят, что на вершине этой горы есть колодец, где добывают аммониак; некоторые утверждают, что там есть и сера. Люди берут бычьи шкуры, наполняют их аммониаком и катят вниз с горы, потому что по дороге их доставить