Короче говоря, я проехал мимо парковки, остановился рядом с крыльцом хирургического корпуса, в который сразу и вошел. В окошко для посетителей выглядывало круглое лицо пожилой женщины, ничуть не похожей на вчерашнюю девицу с наушниками.

— Мне хотелось бы узнать, как здоровье… — начал я.

— Вы ведь подполковник Кукушкин? — перебила меня женщина, и я понял, что кто-то сверху позаботился о том, чтобы я всегда имел доступ к жене.

— Так точно! — ответил я голосом военного человека, общающегося с высшим чином.

— А документ показать можете? Любой подойдет. Хоть паспорт, хоть что. Извините, у нас теперь с этим строго. Это после вчерашних дел. Да если вы Кукушкин, то и сами все прекрасно знаете.

Такое положение вещей, слегка похожее на армейский порядок, мне понравилось. Я с удовольствием вытащил из кармана водительское удостоверение и предъявил его.

Женщина сравнила фотографию с моей физиономией, удовлетворенно кивнула и проговорила:

— Проходите. Где палата находится, вы знаете.

— Знаю. Спасибо, — сказал я и быстрым шагом направился на второй этаж.

У двери нужной мне палаты сидели два охранника в бронежилетах, вооруженных автоматами. Эта пара существенно отличалась от недавних ментов из Росгвардии. При моем приближении охранники встали и вытянулись по стойке «смирно». По их взглядам я понял, что они меня узнали. Видели вчера утром. Так оно и оказалось.

— Здравия желаю, товарищ подполковник! — сказал старший из них.

— Здравия желаю! — повторил второй.

Я пожал им руки и посмотрел в сторону, где сидели еще два бойца. Они, видимо, охраняли палату, где находилась медсестра, которую тоже вчера оперировали.

— Как обстановка? — поинтересовался я.

— Все тихо.

— А там?.. — Я кивнул в сторону второй пары охранников.

— Задержанная постоянно плачет. То ли во сне, то ли в бреду все какого-то Валеру зовет. Это, как я понимаю, тот охранник с парковки. Он сейчас в тюремном лазарете лежит. Его тоже прооперировали. Вы, товарищ подполковник, этого типа туда отправили.

— Ничего, до суда на ноги встанет. — Я не выразил сочувствия даже голосом. — Хотя ходить долго будет враскоряку.

Если бы эти двое, охранник с автопарковки и медсестра, покушались на мою жизнь, то я бы их пожалел и простил. Но они посягнули на жизнь моей жены. Этого я им простить никак не мог. Да и вообще это не моя прерогатива.

Если Тамара захочет, то простит. А она человек по жизни великодушный.

Я вошел в палату без стука. Тамара сидела на кровати и тихо разговаривала с кем-то по телефону.

— Я же говорю, его голос за дверью слышу. Ладно, я тебе попозже перезвоню… — произнесла она и отключилась.

— С кем общаешься? — поинтересовался я без малейших ноток подозрения в голосе.

— Сестра, — объяснила Тамара. — Мы с ней уже часа три разговариваем. Рука устала телефон держать. Но ты же знаешь, что от Мадины так просто не отвяжешься. Однако ей и самой уже пора детей в школу собирать, мужа кормить.

Младшая сестра Тамары жила в Ростове-на-Дону. Мужа она имела тоже русского, потомственного донского казака, но сохраняла в семье чеченские традиции, выполняла всю домашнюю женскую работу, за детьми следила, мужа ублажала, как только могла. При этом сама, как и муж, служила в полиции.

— Самочувствие как? — поинтересовался я.

— Могу сегодня же в бой вступить! — чисто по-мужски ответила она. — В любом случае завтра планирую на ноги встать, ходить буду, чтобы кровь по телу бегала. Так быстрее поправлюсь. А через пару дней думаю отсюда сбежать. В огороде выздоровление быстрее пойдет. Когда обстоятельства заставляют, приходится поторапливаться.

В это время вдруг зазвонил мой телефон. Я вытащил его из чехла и увидел на определителе номер полковника Альтшулера.

— Слушаю, товарищ полковник, — ответил я торопливо. — Здравия желаю!

— Ты не забыл, Виктор Вячеславович, что тебе сегодня на службу выходить?

— Никак нет, товарищ полковник. Не забыл. Я готов.

— Ты где сам сейчас?

— В санчасти. То есть в областной больнице, у жены…

— Как у нее самочувствие?

— Говорит, готова сегодня в бой вступить. Только мне кажется, что ей еще рановато.

— Передай привет, хотя мы не знакомы, и конечно, самые искренние пожелания выздоровления.

— Обязательно. Будет время, познакомитесь.

— Хорошо, что ты уже в городе. Сам сейчас побыстрее приезжай ко мне. Я уже в управлении. Дело есть срочное. Это связано с тем происшествием в «Белой лошади», когда нашу группу захвата деактивировали. Приезжай, ты мне нужен. Постоянный пропуск на тебя заказан, тебе надо будет только сфотографироваться. Пока получи разовый в бюро пропусков.

— Понял, товарищ полковник. Еду. — Я убрал трубку в чехол и пожаловался Тамаре: — Новое командование меня срочно требует. Полковник Альтшулер. Он просил привет тебе передать и пожелание выздоровления. У него какое-то дело срочное, что-то связанное с происшествием в «Белой лошади».

— Для тебя это не опасно?

— Нет, я там не наследил. Если было бы что-то против меня, то Альтшулер не сказал бы, по какому поводу вызов.

— Поезжай. Потом мне позвони.

— Обязательно. Как только освобожусь, сразу свяжусь с тобой.

Я вышел из хирургического корпуса, сел в машину, и тут мне позвонил полковник Самохин. Кроме него на этот аппарат выйти никто не мог.

Ответил я сразу, потому что с места еще не тронулся:

— Здравия желаю, товарищ полковник! Слушаю вас.

— Здравствуй, Виктор Вячеславович! Ты где сейчас находишься?

— Только что вышел из хирургического корпуса и сел в машину.

— Как самочувствие Тамары?

— В бой рвется. Уже сегодня, говорит, готова. С такими темпами она за неделю на ноги встанет. У нее закалка еще та, нашенская, настоящая.

— Я вот что звоню. Предупредить хотел. По моим сведениям, полковник Альтшулер нашел-таки в больнице того продавца, у которого ты клей покупал. Он тебя не помнит. Тем не менее в ФСБ возникло подозрение, что именно ты ему челюсть сломал, чтобы он не смог дать никаких показаний. Радуются, что хотя бы не прикончил, подозревают, что ты только надеялся, что убил. Хотя есть и еще одна версия. Тот уголовник, с которым у продавца и кассирши был конфликт в магазине, мог кого-то подослать. Тем более что сам Климкин уверяет, будто на него напал старый уголовник. Он видел татуировки на пальцах. А тот, первый, который в магазине бушевал, даже при ментах угрожал, обещал с парнем разобраться. Только вот парень этот — Климкин. Он, оказывается, профессиональный боец, специалист по спортивным единоборствам. Альтшулер уверен, что простой уголовник с ним справиться никак не сумел бы, считает, что его какой-то спец избивал.