— Теперь есть, он уже выехал на место.

— Отлично, — сказал полковник, собираясь положить трубку и вызвать к себе Олега.

— И еще одно, Сань, — замявшись протянул генерал Десятов. — В твой отдел хотят прислать своего человека…

— У нас все ставки закрыты, отдел в полной комплектации, — нахмурился полковник, уже подозревая неладное.

— Еще одно нововведение, о котором тебе пока не сообщили, — вздохнув ответил Владимир Юрьевич.

— Еще одно? — удивился Сан Саныч. — И на какую должность?

— Психолог-консультант, — ответил Десятов, а он в ответ лишь рассмеялся.

— Да ты шутишь, чем он будет у меня здесь заниматься!

— Не знаю, Саша, но будь на чеку, — предупредил друг и отключился.

Но не успел полковник положить телефон в карман, как тот снова зазвонил, высвечивая на экран номер его же отделения.

В это же время на первом этаже отделения

Веронику Александровну в наручниках передали двум полицейским, что курили у входа и те, взяв девушку под руки, словно игрушечную куклу, повели внутрь. Вместо того, чтобы снять с Вероники наручники и разобраться в ситуации или хотя бы посмотреть в её паспорт, что был в сумке — у неё забрали все вещи и, сняв наконец-то эти дурацкие железные браслеты, посадили в обезьянник. Контингент там был так себе — парочка бомжей, мирно спавших на лавочке, престарелая проститутка с десятком браслетов на запястьях, что неприятно гремели при каждом ее малейшем движении и молоденький парнишка — Вероника поставила бы пять тысяч на то, что он попался на краже в переходе или на вокзале.

— Коллега? — хрипло спросила женщина, ее фиолетовая помада немного размазалась, а тушь потекла. Даже было страшно представить сколько она уже здесь сидит.

— Я психолог, — ответила Вероника, продолжая стоять у решетки и перебирать в голове варианты решения проблемы.

— А я учительница, — хрюкнула от смеха женщина, доставая из кармана черной пушистой куртки упаковку мятной жвачки. — Будешь?

— Нет, спасибо, — покачала она головой, поворачиваясь к упитанному мужчине, что сидел на стуле в будке дежурного и ел бутерброд, который по размеру напоминал целый батон. — Уважаемый, простите, что отвлекаю, — протянула Вероника, пытаясь привлечь к себе внимание. Но тот, будто не слышал её, сделал звук у телевизора громче и повернулся к девушки своей жирной ж…спиной.

— Можешь даже не стараться, этому жиробасу вообще не до тебя, — услужливо объяснила ей женщина, так громко жуя жвачку, что у Вероники заболели уши.

— Мужчина, у меня есть право на звонок! — прокричала так громко, что на её крик обернулось пол отделения.

— У меня о-бед, — протянул он, все еще продолжая поедать свой огромный бутерброд.

— Сейчас одиннадцать утра!

— Прекрати орать, — крикнул девушки кто-то, проходящий мимо.

— Я буду орать до тех пор, пока Вы не дадите мне позвонить! — предупредила Вероника Александровна, но никакой реакции снова не последовало. — А-А-А-А-А! — заорала она, что есть мочи.

Безусловно это было ужасно невоспитанно, и уважающая себя женщина ни в коем случае не должна прибегать к подобному роду манипуляциям. Но дело вот в чем, данный представитель мужского пола отказывается идти на контакт и единственный способ побудить его к действию — давление со стороны. Вот, например, тот недовольный прохожий, который любит работать в тишине и, скорее всего, разведен и ненавидит женские истерики, самый подходящий вариант.

— Да дай ты ей уже позвонить! — рявкнул он, подходя к будке дежурного.

— Пуфсть охёт, — отмахнулся он, продолжая жевать. Незнакомый Вероники полицейский закатил глаза и потянулся за стационарным телефоном.

— Диктуй номер, — сказал он, держа в руках черный прямоугольный телефон. — Что сказать? — спросил мужчина после того, как она продиктовала телефон. Вероника Александровна никогда бы не позвонила по продиктованному ранее номеру, но сейчас у неё не было другого выхода — она не собиралась сидеть в этой клетке еще минимум чутки.

— Скажите, что это его дочь, — улыбнулась девушка, сложив на груди руки. Не прошло и трех гудков, как Вероника самодовольно усмехнулась, услышав испуганный голос полицейского. Того самого, который не любил шум.

— Товарищ полковник, — удивленно протянул он, переводя на Веронику шокированный взгляд. — Тут это э-э-э…

— Ваша дочь, — прошептала она, напоминая мужчине.

— Ваша дочь, — повторил он за ней, сглотнув. — Она…она в обезьяннике, — неуверенно произнес мужчина. — П-почему?

— Потому что один тупоголовый жиробас посредственно выполняет свою работу, — прошептала Вепроника, снова подсказывая правильный ответ.

— Потому что один тупоголовый жиробас посредственно выполняет свою раб…Ой! — испуганно воскликнул мужчина, кажется, совсем затормозивший в развитии. — Я ее сейчас же выпушу, Александр Александрович! — пообещал он, но не спешил класть трубку. Кажется, полковник давал ему какие-то указания. — Конечно, конечно сопровожу ее к Вам, — кивал полицейский, словно болванчик. — П-просим прощения за это недоразумение, Вероника Александровна, — мямлил мужчина, пока открывал дверь обезьянника.

— О-о, ничего страшного, — улыбнулась она. — Обещаю, что забуду об этом инциденте, если Вы выпустите всех этих людей, — пожала плечами, все еще стоя в клетке.

— Жорин, — крикнул мужчина, обращаясь к дежурному. — Освободи всех этих…людей, пока я провожу Веронику Александровну к…полковнику.

— А, че? — переспросил дежурный, который, кажется, все это время был настолько увлечен передачей и поеданием своего бутерброда, что даже не был в курсе происходящего. — А чего это ты выпустил эту орущую курицу? — недовольно спросил он, вытирая рукавом рубашки рот.

— Скоро узнаете, — улыбнулась Вероника и, сняв наконец неудобные туфли, последовала за полицейским на свидание к отцу.

Поднимаясь по лестнице в кабинет своего биологического отца, куда её любезно решил проводить полицейский, имя которого Вероника все еще так и не узнала, ей хотелось, словно шестилетнему ребенку, сбежать. И пусть девушка давно выросла из того возраста, когда можно было позволить себе вольность и свалить все на свой юный возраст и недостаток ума, некоторые привычки все равно дают о себе знать даже после двадцати. Их отношения с отцом никогда не были идеальными, даже близко. Она была, так сказать, побочным элементом и никогда особо его не интересовала. В детстве каждый ребенок воспринимает это болезненно, но со временем это проходит, особенно когда в вашей с мамой жизни появляется мужчина, который становится тебе отцом. У Вероники именно так и произошло — когда её было одиннадцать мама вышла замуж, и спустя некоторое время она начала называть ее мужа «папа». К сожалению или к счастью, полковник Радов из её жизни не ушел, хоть и стал появляться в ней с каждым годом все реже.