но эта спившаяся замараха, почти каждый день попрошайничающая возле его дома вызывала жалость. Чувство ему не свойственное, но прилепившееся вдруг, как выпавшая волосина к мокрым пальцам, которую, вроде, стряхнешь, а через минуту обнаруживаешь на другой руке.

«Какой тут человек? А, пес его знает! Мое-то какое дело?!» Он сплюнул остатки вязкой слюны, мотнул головой, оглянулся назад, на ровные деревья вдоль канала в конце переулка. Усмехнулся.

— Типажи, бляха муха! Все мы типажи…

Площадь напоминала вывернутый на изнанку карман, в разлохмаченных швах которого застряли частички дешевого пахучего табака, хлебные крошки и подтаявшие крупинки липкого сахара. Из кармана высыпалось позабытое мелкое барахло: оторванная пуговица, позеленевшие медяки, трамвайный билетик, овощные лотки, обувные магазинчики, музыкальные треки десятилетней давности и гортанные выкрики торговцев. Среди этого мельтешения Гера неожиданно расслышал, как слышат романтичные юноши в толпе голос любимой, призывную скороговорку мелкого уличного «кукольника»: «Кручу верчу, запутать хочу!»

— Ух, ты!

Он невольно заулыбался. Рядом с цветочным ларьком суетился бойкий парень в спортивном костюме, ловко выкидывая из-под широкой ладони три карты с подогнутыми краями. Лет десять, с тех пор, как интернет показал все нюансы подобных афер широкой публике, никто не видел ни наперсточников, ни этих умельцев с двумя валетами и пиковой дамой.

Бизнес у пацана, явно, не шел. Хотя народу вокруг собралось немало, это были в основном, мужчины средних лет, подошедшие взглянуть на ностальгический привет из нескучной молодости девяностых. Они курили, переговаривались, но играть не соглашались, покачивая головами и снисходительно ухмыляясь на бодренькие «зарифмушки» оптимистичного «каталы». Молодежь, тоже, присутствовала, но стояла в отдалении, некоторые снимали на телефоны.

— Красавица, — вцепился молодой предприниматель в подошедшую зрительницу, — попробуй просто так, я за пробу денег не беру.

Девушка смотрела на карты, порхавшие над раскладным столиком, накручивая на палец отливающий темным золотом локон. Молча тронула карту слева.

— Ай, какая хитрая! — заорал воодушевленный банкир, открывая даму — вот, такие девушки нас и разоряют!

— Выигрыш-то отдай, жлобяра, — крикнул кто-то из мужиков.

— Не могу, ребятушки, не могу. Все по-честному: банк рвет, кто ставит рублики, а кто не ставит — дырку от бублика. Глазастая, поставь мелочишку на любую картишку! Все свидетели — я утраиваю любую ставку. Тройные доходы! Все для народа!

Гера подумал, что c бежевыми туфлями-лодочками и бриджами из тонкой синей джинсы, майка not pink не сочетается. Тут идеально подошел бы китайский розовый, но тогда пришлось бы красить волосы на пару тонов темнее, а так…, может лососевый попробовать…

— Кой черт понес меня за маслом в самое пекло?! Сходил бы вечером, не горело! Нееет, поперся, как дурак, — шипел он, аккуратно раздвигая плечом мужиков, оживившихся в предчувствии игры.

— Привет, Анна Андреевна! Не по мою ли душу вы сюда пожаловали?

Девушка вздрогнула, но узнала сразу.

— Нее, Герасим, — улыбнулась она, — Михайлович, по своим делам.

— Понятно! Ну, раз, такая встреча, может кофейку, или чаю, или еще чего-нибудь? Я, как говорится, угощаю!

— Эй, дядя, — забеспокоился хозяин аттракциона, ты, может, сыграть желаешь? Так дама в очереди первая.

— Да! — поддержал его «брат-близнец», неизвестно откуда возникший, одетый, явно, на том же вещевом складе, что и катала, — не мешай людям отдыхать, отец.

— Вот, почему говорят, что масло вредно для здоровья, — вздохнул Гера и наклонил голову, прижав подбородок к груди.

Тезка великой поэтессы уплетала пирог с капустой и вины за произошедшее, явно, не ощущала. На её живом остроносом лице врожденное ехидство боролось с хорошими манерами. Ехидство победило и заняло территорию, растянув рот до самых ушей.

— Красота! А завтра будете еще ярче и привлекательнее!

Гера потрогал языком распухшую губу.

— Да не лижите Вы её, только хуже сделаете. Приложите лучше к брови холодненькое.

— Да, ладно, — отмахнулся Гера, — истинную красоту ничем не испортишь. И ближайшее «холодненькое» сейчас на Шпицбергене.

Он чувствовал, как начинает заплывать подбитый глаз. Пошевелил пальцами правой руки и достал из кармана папиросы.

— Здесь не курят.

— Я понял. Это — машинально.

— Съешьте пирожок. Еда тоже успокаивает.

Кондитерская, в которую они зашли, была почти пуста, несмотря на броскую вывеску и приятный, выполненный в бело-голубых тонах интерьер. Причиной тому были, вероятно, заоблачные цены и отсутствие зала для курящих. Герасим, выросший в советское время, тоже не понимал, как можно купить ребенку булочку с корицей по цене комплексного обеда. Но, с другой стороны, не приглашать же было девушку в полуподвальную разливуху, какие она видела, вероятно, только в старом, постперестроечном кино.

— Я с капустой не люблю. Трава с булкой.

Его визави уставилась на внутренности пирожка. Смотрела она минуты полторы, как будто пытаясь переосмыслить свое незрелое отношение к пирогам, еде вообще и процессу питания в целом. Руки у неё были маленькие, с тонкими пальцами. Не женские, а скорее детские. Этакие любопытные «цапалки».

— Возьмите сосиску в тесте, — очнулась она, — здесь сосиски вкусные.

— Да, ну…, — Гера улыбнулся правой стороной рта, — я анекдот по этому поводу вспомнил: «Мальчик спрашивает маму: «Мам, а мороженное полезнее, чем сосиска?» А она ему: «Сыночка, сейчас даже покурить полезнее, чем сосиска!»

Девушка смеялась долго и с удовольствием. Смех у неё был не громкий, но очень заразительный. Исчезла напускная «взрослость» и настороженность, из-за которой он, тогда, у подъезда, принял её за испуганную курьершу.

— Ясно! — резюмировала она, — Хотите здоровеньким помереть!

— Почему бы нет?! Всё лучше, чем гастроэнтерологии загибаться.

— Ха! С таким темпераментом, Герасим Михайлович, Вам светит, скорее травматология.

— Какой к чертям собачьим темперамент?! — справедливо возмутился Гера, — Я за маслом шел, никого не трогал, и меня не трогали. И тебя бы я не заметил, если бы ты не сунулась, как дура, в эту идиотскую игру!

— Простите, Вы сказали: «дура»? Или мне послышалось?

— А как еще сказать? Показали же все это по телику и на Ютюбе тысячу раз для особо одаренных! Он бы из тебя все деньги вытряс, бестолочь!

— Между прочим, Герасим Михайлович, я не собиралась деньги ставить!

— Да, что ты говоришь?! Никто не собирается, а потом ставят, как миленькие. Они же профессионалы. На таких любопытных девочек все и рассчитано.

— У меня и нет их с собой, денег-то!

— Не важно! Какие-то есть! Вот, их бы и вытащили! Ты бы оглянуться не успела, как без штанов осталась бы. Хотя…, — Гера, взял секундную паузу, — такие шаровары, все равно, сейчас никто не носит!

— Ну, знаете!

Задетая за живое обладательница джинсовых бриджей по-жеребячьи мотнула головой, так, что тягучие капли молочно-шоколадного коктейля сорвались с конца полосатой трубочки и разлетелись по сторонам.

— Ой!

— Вот, тебе и «ой», — Гера уныло смотрел на свою