Политически озабоченные граждане уже который год пытаются изобрести что-то идеологическое, ради чего необходимо будет «прекратить бардак». Причем это нечто должно быть сравнимо по мобилизующей силе с системой идей раннего коммунизма[10]. Пока у них рождаются только идеологические выкидыши, пародии на антиутопии и вариации на тему первого куплета «Варшавянки»[11]. В процессе идеологической комбинаторики — скорее подсознательно — обкатываются разные варианты сочетания великих идей предыдущих циклов жизни ресусрного государства: «православия, самодержавия, народности» и «всеобщего равенства». Авторы явно не марксы, что не исключает возможности принятия государством какого-либо варианта их продукции как государственной идеологии.

Идет масштабный эксперимент, в ходе которого уже опробованы лозунги сохранения целостности страны, борьбы с терроризмом, фашизмом и экстремизмом, повышения уровня жизни, увеличения зарплат бюджетников, улучшения здоровья и повышения уровня образованности населения. Эти частные цели пока не стали элементами системы целеполагания и принятия решений по распределению ресурсов.

Ностальгически-социалистическое составление планов социально-экономического развития в разных формах, от архаичных, таких как программа «Сибирь», до более современных, таких как пакеты реформистских законопроектов от Центра стратегических разработок (ЦСР) при Минэкономики, как и 30 лет назад, стало источником средств существования гуманитарной интеллигенции.

Ситуация в какой-то степени парадоксальная: общей идеи еще нет, а планы по ее реализации уже строятся по образцу планов достижения всеобщего принудительного равенства.

Мне запомнился случайно подслушанный разговор (1970-е годы) инструкторов райкома КПСС, обменивавшихся мнениями по поводу визита на предприятие: «Ты не представляешь, настолько все плохо — рабочие не знают, под каким девизом они сегодня работают…». Сейчас не только рабочие, но и власть еще не знает, под каким девизом она работает и ради чего она хочет навести порядок в огромном ресурсном хозяйстве, частично ей уже не подвластном.

Совсем не исключено, что в ближайшем будущем нас ждет творческое переосмысление политэкономии социализма. И далее, в ходе С очередного этапа административной реформы, произойдет легализация обновленных практик социалистического строительства, а также возрождение государственных органов планирования, распределения и контроля за ценообразованием.

Политэкономия социализма была и остается единственным позитивным систематизированным описанием такого государственного устройства, в котором, кроме прочего, циклы ослабления — укрепления государственности заменили собою обычные экономические циклы. Ведь социализм как теория возник в ответ на вызов, сформированный перед идеологами XIX века катастрофическими последствиями периодических экономических депрессий (кризисов перепроизводства), сопровождавших становление капитализма. В построенном социализме на смену кризисам перепроизводства пришли ресурсные кризисы дефицита. Опыт показывает, что ресурсное государство всегда находится в более или менее глубоком кризисе, имеющем форму перманентного дефицита ресурсов. Государство стремится выйти из кризисов, ужесточая контроль за распределением имеющихся ресурсов, а также мобилизуя новые. Однако оно практически никогда не достигает того, что хочет[12]. Кризисы — дефициты в ресурсном государстве чреваты, если не принимать репрессивных мер, ослаблением государства, иногда — его распадом. Происходит это (если абстрагироваться от высоконаучных объяснений «настоящих экономистов») из-за неэффективного использования консолидированных государством ресурсов. Подобная неэффективность в основном связана не с дефектами планирования, а с тем, что ресурсы используются нецелевым образом или просто расхищаются.

Единственным способом борьбы с нецелевым использованием и хищением ресурсов (кроме массированной пропаганды честного труда и клеймения расхитителей) были и являются репрессии, которые есть действия государства, наказывающие за то, что ресурсы, предназначенные для одного дела, были израсходованы на другое дело или просто украдены.

Репрессии при советском социализме — примерно такой же инструмент управления ресурсной организацией государства, как политика учетной ставки при капитализме. «Посадки» могут быть массированными (массовые репрессии) или локальными, в зависимости от задач, которые ставятся государством. Важно, что в ресурсном государстве они всегда остаются способом регулирования ресурсных потоков, а не результатом применения закона, перед которым все равны[13]. Ведь усилия государства направляются на такую организацию распределения ресурсов, которая исключала бы их воровство. А крадут их всегда, на то они и ресурсы. Государство вынуждено сажать и тех, кто распределил ресурсы так, что их украли, и тех, кто украл. Иного, как говорили перестроечные публицисты, не дано.

Спецификой советского социализма являлось то, что репрессии стали инструментом формирования «трудовых ресурсов». В ходе репрессий социалистическое государство использовало осужденных за нарушения порядка управления (а не закона) как «трудовые ресурсы»[14]и обучало людей тому, как идеологически правильно пользоваться разнаряженными им ресурсами.