— Михайло, запрягая лошадь! В телегу бочку положи, — ища взглядом одного из боевых холопов[1] отца, что последние лет пять сопровождал его в походах. Михайло, крупный бородатый детина лет сорока, в этот момент сидел на завалинке и, щурясь от удовольствия, подставлял лицо весеннему солнцу. — Давай, давай, поднимайся! Засветло до города добраться нужно!

Тот и не думая вставать, недоуменно посмотрел на него. Мол, какая лошадь? Какая бочка? И, в конце концов, какой город? Чего там делать? У них все равно везти на рынок нечего, а для покупок нет денег. Все эти вопросы он очень талантливо и изобразил на лице.

— В пути расскажу, — Михайло даже ухом не повел, продолжая греться в солнечных лучах. — Ладно, ладно, уговорил. Есть у меня кое-что для тебя. Есть, говорю, выпить, — мужик сразу же оживился: глаза заблестели, кадык забегал.

Выпить он был силен. Как подсказывала Дмитрию память, Михайло пил страшно, запойно. В кабаке пропивал все, что у него было: деньги, одежду, сапоги. Даже оружие закладывал кабатчику, за что не раз был нещадно бит своим хозяином.

— Не вру. От батьки осталось бутылочка. Тебе отдам, если поможешь в одном деле, — уговаривал его Дмитрий, прекрасно понимая, что без напарника в его деле не обойтись. Сам он был еще слишком юн. Чуть позже, когда немного заматереет, можно будет действовать самостоятельно. — Ну? Так напою, что самого себя забудешь. Батькино вино просто амброзия. Запросто с ног сшибает, — мужик уже на ноги вскочил, жадным взглядом обшаривая одежду парня. — Сначала дело…

Через час скрипучая телега с водруженной на нее двадцативедерной бочкой и тянувшая все это доходного вида лошадка уже двигались в сторону уездного городка, где Дмитрий намеревался «заработать свой первый миллион». В бочке пока была самая обычная вода, в городе должная превратиться в нечто алкогольное.

— Держи, как и договаривались, — Дмитрий зачерпнул из бочки кувшином воды и принюхался к мгновенно изменившейся жидкости. Тянуло откровенной сивухой, напоминавшей очень и очень плохой самогон. Способность, дарованная ему Дьяволом, сделала очередной финт: вместо хорошего вина получился плохой самогон. — И как? — Михайла, жадно присосавшись к кувшину, мычал что-то одобрительное.

Самогон ему явно пришелся по вкусу. Опустошив кувшин, он пришел в благодушное настроение, чем Дмитрий сразу же воспользовался. Решил, пока есть возможность, расспросить Михайлу о смотре поместного войска, который должен был состояться через год. Для его понимания текущей ситуации ему очень не хватало знаний, подробностей, словом. А кто, как не Михайла, боевой холоп и участник военных походов, сможет рассказать ему обо всем лучше. Только он. Не маму же расспрашивать о бронях, пистолях и схватках.

— … Пустое, господине. Ни в жисть тебе не собраться, — с первых же слов огорошил его Михайла новой проблемой. Оказывалось, смотр поместного войска был не просто формальностью, а очень и очень серьезным делом. — С поместья ты должон выставить цельных четырех оружных и конных воинов в бронях. Только нет у нас ничего. В последнем походе, когда батьку твого лихоманка схватила, почти добычи не взяли. Зато двух холопов потеряли с бронями и оружьем. Исчо мой жеребец захромал и таперича для боя он совсем не годен…

Загибавший пальцы парень мысленно охреневал. Обрушившийся на него вал проблем лишь ширился, совсем не думая уменьшаться или ослабевать. Получалось, к следующему годы ему, как наследнику поместья, нужно явиться на смотр поместного войска вооруженным, в броне и на коне. Вдобавок, с ним должно было быть четыре вооруженных боевых холопа на конях. Нужно было купить, как минимум, трех хороших коней, три более или менее пригодных нагрудника со шлемами, пики, сабли. Не помешал бы и хороший пистоль, а лучше два. В целом, за все это нужно было заплатить просто какую-то несусветную сумму!

— … Коли же не явишься на смотр или воев своих не представишь согласно государевой росписи, то поместье отберут, — продолжал рассказывать Михайла, время от времени кидая многообещающие взгляды на бочку. Взгляды были такими, что с легкостью прожгли бы дерево, если бы смогли. — Можно мне еще кувшинчик, а то в горле пересохло. Пожалуйста… — сморщил он умоляющую мину на лице. Только Дмитрий был непреклонен. — Лучше, господине, самому в разрядный приказ явиться и сказать, что по малолетству и оскудению не можешь служить.

Парень покачал головой. То, что предлагал его холоп, ему никак не подходило. Дмитрию, наоборот, нужно было обязательно попасть на поместный смотр, чтобы потом отправиться в поход. Иначе Дьявол расторгнет договор.

— Не бойся, Михайла. Прорвемся, — пробурчал Дмитрий, хлопая товарища по плечу. — Только бухать бросай! Что, что, — передразнил он его. — Пить горькую, говорю, бросай! И меня держись, тогда не пропадешь.

За разговорами дорога пролетела быстро. Бока только синяками покрылись от колдобин, что во множестве покрывали дорогу.

— Пошлину, господине, платить придется, — вдруг огорошил Михайла при подъезде к раскрытым воротам, что находились в невысокой квадратной башне уездного городка. Кивнул на бочку в телеге и выразительно потер пальцами. — Двойную пошлину — за проезд и за торговлю.

Дмитрий даже присвистнул от удивления. Еще ничего заработать не успел, а уже тратить начал. Он полез было за пазуху своего овчинного полушубка, где в тряпочке у него хранилось несколько медных полушек, но остановился.

— Хрен им, — пробурчал парень, делая «морду кирпичом». И, вообще, горделиво привстал, сидя на передке телеги. Мол, не бродяга какой-то едет, а дворянин со своим боевым холопом. Ты, Михайла, сиди смирно и рот закрой! Я буду говорить.

Под башней, выстроенной из внушительных обожжённых дубовых бревен, им перегородили дорогу пара городовых стражников, кряжистых дядек в потрепанных тигеляях с плохо чищенными железными пластинами, кое-где нашитыми на груди. С шерстяными шапками вместо шлемов на головах, с дубинами в руках и кислыми немытыми рожами, они больше напоминали бандитов «с большой дороги». Первый из них, почесывая выпиравшееся брюхо, выразительно вытянул вперед руку и потряс ею.

— Две полушки, — протянул он, презрительно окинув взглядом их старую телегу и тяжело дышавшую конягу. — Что в бочке? — второй, не дожидаясь ответа, уже тянулся руками к крышке. Сильным ударом вышиб деревяшку и едва не всей башкой залез внутрь. — Чаво там?

— Тьфу! Вода! — недовольно бросил второй и тут же удостоился удивленного взгляда Михайлы. Ведь, он точно знал, что там было. До сих пор облизывался, вспоминая вкус того поила, которым его потчевали. — Дурни, воду в город везут! Ха-ха-ха! Еще был земли или навоза набрали! Все лучше было бы…

Тут-то знаменитая выдержка парня и дала трещину. Такое его зло взяло,