— Нет не стоит, — он снова взял сотовый в руки. — Маша, организуй в палату к Юрию три кресла, нет лучше четыре… кого ещё позвать?... нет он уже здесь.

Буквально сразу в дверь постучались и в дверь заглянула Мария Витальевна. Оглядев всех присутствующих, совершенно не обратив внимание на моего фамильяра, она бросила куда-то в коридор, что бы заносили, в комнату вереницей зашли четыре девушки с офисными стульями в руках, тем самым сразу заполнив не такое уж маленькое помещение.

— Так поставили к стене и свободны — скомандовала девушка и спросила отца: — Мне остаться, или вызовете?

— Иди Маша, и передай моей супруге и девочкам что бы не волновались, у Юры всё хорошо.

Мария подошла к двери и открыв, посторонилась давая пройти трём мужчинам, коротко поклонилась здороваясь произнесла:

— Здравствуете отец Николай! Господа! — после чего сразу вышла, закрыв за собою дверь.

Дядю Сашу я действительно знал, его славянское лицо с раскосыми глазами и волевым подбородком, подтянутую фигуру, он совсем не изменился с тех пор как я видел его до моего отъезда в Россию. Он сразу подошёл ко мне. Крепко обнял, прошептал мне на ухо, как я сильно вырос и возмужал, поздоровался за руку с отцом и спокойно придвинув стул к столу уселся со всем комфортом, стал разглядывать натюрморт из двух рюмок и стакана.

— Здравствуйте отец Николай— я поздоровался за руку со священником, он пытливо посмотрел в мои глаза и спросил:

— Как себя чувствуешь Юрий? — и услышав моё нормально, представил своего спутника: — Познакомься это Брат Никодим — экзорцист сеульского отделения Корпуса паладинов.

— Рад познакомиться Брат Никодим, — я протянул ему руку, — меня зовут Юрий, Юрий Сергеев.

Однако здороваться за руку со мной, высокий и тощий мужчина, одетый в деловой костюм, не собирался. Его узкие глаза шарили по моему телу ища что-то видимое только ему. Наконец его взгляд остановился на моей руке, брат Никодим резко наклонился, с шумом втягивая носом воздух, обнюхал мою руку. Так же резко разогнулся, и выдал:

— Отец Николай у меня для Вас плохие новости, сей отрок не отмечен бесовской печатью. Он чист.

— Отец Николай! — папа приподнялся над столом — я не понял, объяснитесь. Что плохого в том, что мой сын чист перед Церковью и людьми?

Но священник и сам с оторопью смотрел на экзорциста.

— Потрудитесь объясниться Брат Никодим — священник задвинул меня, как пушинку, к себе за спину отгораживая от Никодима, — и мне и его отцу.

— Я повторяю, — экзорциста не пронял грозный вид вопрошающего, — мальчик чист, а это значит, что по городу где-то бродит новоиспечённый колдун.

— Никто, ни где, не бродит. — Папа возвышался над столом как скала, — Отец Николай вы обещали привести специалиста! А это кто? Как можно быть таким слепым? Мой сын самостоятельно снял с себя печать, он чуть не погиб, но он снял, он справился.

— Ну и где же стояла печать, — этого худого как палка Никодима ничего не брало, зато в голосе добавилось язвительности и высокомерия, — да будет вам известно, уважаемый Евгений Львович, за всю историю Ордена Паладинов не было ни одного выжившего при снятии бесовской печати. За тысячу восемьсот лет ни одного случая.

— Может быть потому что среди несчастных не было истинных чародеев? — отец тоже перешёл на язвительный тон, и у них не было слуг отмеченных дланью Господа нашего Исуса Христа!

— Не богохульствуй! — отец Николай поднял руку останавливая папу, — София осенена благодатью Господней! Понабрались, понимаешь, у англосаксов их ереси богомерзкой, это же надо длань господня, тфу. Накладываю на тебя епитимью: отчитаешь сорок раз молитву вторую Святому Архистратигу Михаилу.

— Благодарю отче, исполню епитимью, — отец с благодарностью посмотрел на священника.

Я же понял, что опять часть жизни находится за гранью моего понимания, отца только что избавили от некой неприятности, больно уж эмоциональный фон от присутствующих соответствующий: от удивления дяди Саши до готовности нападать Брата Никодима. Это что, собственно говоря сейчас было.

— Брат Никодим нужно верить людям, — отец Николай стал пенять экзорцисту, — о своём проступке обязательно доложи Главе отделения, пусть он определяет твоё наказание.

Брат Никодим кивнул и смерив меня взглядом спросил ничего не выражающим голосом:

— Где была печать? Отрок.

— На левой пятке по-моему — изображаю задумчивый вид, Никодим мне откровенно не нравится, и я не собираюсь изображать из себя правильного подростка, — или на правой, Василий ты не помнишь?

— На пррра-а-вой хозззя-я-ин. — Кот проявился прямо за спиной экзрциста.

В следующий миг зрачки Никодим расширились до исчезновения радужки, тягучим движением он шагнул вправо, приседая развернулся на колене. Когда и откуда экзорцист достал пистолет, с длинным дулом, я не увидел. Только пораженно хлопал глазами. Зато кот не оплошал. Василий, не обращая внимания на направленный на него ствол, поклонился, обмахнувшись шляпой и подметя последней пол:

— Добрррый день Господа! Позвольте пррредставится. Я кот Василий, фамильяррр моего хозяина Юр-р-рия из Р-р-рода Сер-р-ргевых.

— Брат Никодим хватит! — от отца Николая ощутимо повеяло мощью, — займитесь наконец мальчиком.

Никодим молча поднялся и указав мне на стул, предложил присесть.

Хорошо, что я после душа, видеть, как кто-то, усиленно нюхает твою ногу, то ещё испытание. Закончив с обнюхиванием, экзорцист достал большую лупу, блеснувшую в свете потолочного плафона яркой радугой, начал осматривать мою ногу, нисколько не заботясь о комфорте одного чародея. Крутил ногу, сволочь так, как будто она гуттаперчевая. Достав с внутреннего кармана плоскую фляжку, накапал на многострадальную пятку, хмыкнул и поднявшись произнёс:

— Подтверждаю. Печать тьмы, в просторечии именуемая бесовской печатью действительно накладывалась на мальчика. Место приложения правая пятка. Есть остаточные эманации тьмы и реакция на святую воду реки Иордан. Считаю, необходимым изъять ребёнка из семьи, феномен реинициации без фатальных последствий, уникален, и подлежит изучению Корпусом Паладинов.

— Да ты охренел, — отец подскочил пружиной, ударил кулаками в стол, рюмки жалобно звякнув упали на бок, так и не выпитая Васькой водка тонкой струйкой зажурчала в наступившей тишине на пол.

Отец стоял, со свистом вдыхая воздух, тяжело дышал, было видно, как он пытается взять себя в руки. Ярость и ненависть сводили судорогами мышцы его лица. Дядя Саша встал рядом с ним, тяжело уставившись на